Сутки
Было в голосе отставного генерала что-то такое, отчего Поклонский не верил ни единому его слову. А тем временем Ковтун его хвалил — цветисто и совершенно бесстыдно:
— Ай, молодца! Вот это мне нравится! Такого Игоря Поклонского я уважаю. Чудно! Теперь давай уточним по срокам…
Поклонский от ощущения нависшей угрозы едва не задохнулся.
— Воды!!! — захрипел он мимо трубки.
Девушки рванули наперегонки и, ударившись лбами в дверях, попадали на огромную бизонью шкуру.
— Идиотки! — прошипел им вслед Поклонский. — Овцы драные!
— Але? Игоряшенька, это ты кого там костеришь? Не меня? Когда, говоришь, приступил?
— Нет-нет, Егор Кузьмич, — заверил Поклонский. — Это так. Мимо. Вы ни при чем. Я говорю, начал работы вчера.
— Прекрасно. Так и отмечу. Молодец! Но там же вроде бы какое-то строение числится? Так?
Поклонский позеленел: Ковтун двигался на него, словно паровой каток.
— Пока числится. Но завтра уже не будет. Дайте сутки.
Ковтун недоверчиво хмыкнул и после долгой, почти театральной паузы произнес:
— Ну что ж. Я тебя за язык не тянул. Сутки так сутки. Работай, Игоряша. Жду новостей.
Напрочь забывший о том, что еще вчера он обрел имя Гор, достойное бессмертных, Игорь Михайлович утер со лба липкий пот и набрал номер Жучкова.
Номер молчал.
«А ведь Лев Давидович прав… — вспомнил Поклонский слова своего главного финансиста. — С этим Жучком пожестче надо. Пожестче!»
Он дождался писка записи автоответчика и четко, почти по слогам произнес:
— Не дай бог, если моя площадка этой же ночью не будет свободна. Я тебя живьем закопаю. Ты видел, где.
Спор
То, как мгновенно поменялся в лице министр, едва Артем назвал адрес, не заметить было сложно. Да, это длилось доли секунды, но вкупе с этим затяжным перебиранием папок картина сложилась однозначная.
«Он знает!»
И когда на выходе из министерства Артем снова оказался в толпе митингующих дольщиков-пайщиков, он уже чувствовал себя одним из них — кинутым жуликами и обманутым родной властью. Впрочем, здесь, на улице, кое-что изменилось: неподалеку стояла машина знакомого ТВ-канала, а прямо перед ним журналистка брала интервью у кутающегося в шарф пикетчика.
— Господин Павлов? — изумилась журналистка и мгновенно переключилась на адвоката: — Один комментарий!
Только что переживший в кабинете Ковтуна глубочайшее потрясение, Павлов менее всего желал комментировать чужие проблемы, но, делать нечего, вздохнул и двинулся навстречу.
— Да, конечно.
— Вы не находите, что Министерство строительства поступает неэтично, игнорируя стольких обманутых инвесторов?
Адвокат печально улыбнулся. Журналистка ставила вопрос так, что ответить на него можно было одним-единственным образом — если не хочешь выглядеть черствым и бездушным. Но быть ведомым он не собирался.
— Я бы сказал иначе, — легко перехватил он инициативу, — проблемы инвесторов давно перешагнули уровень Министерства строительства и требуют юридического решения на самом высшем уровне власти.
«Заряженная» на конкретную задачу и не имеющая полномочий поминать всуе «высший уровень власти» журналистка покраснела, и было видно: разозлилась.
— Значит ли это, что сами вы, адвокат Павлов, расписались в беспомощности, — быстро перевела она интервью в другую плоскость, — и считаете обычную адвокатскую работу с этими несчастными неэффективной?
Артем тоже разозлился, а вокруг наступила такая глубокая тишина, словно судьба всех обманутых дольщиков страны зависела от его ответа.
— Работа адвоката была, есть и будет самым эффективным способом юридической защиты человека! — внятно произнес он.
— Так, может быть, вы и поможете этим людям?
Артем поморщился: его пытались сделать орудием, но вопрос был задан.
— По рукам, — кивнул он, — а вы осветите начало этой работы.
Журналистка растерянно хлопнула ресницами, а Павлов повернулся к толпе:
— А кто у вас тут старший?
Только что дававший интервью замотанный шарфом мужчина лет шестидесяти, в очках и шапке- пирожке, кашлянул и поднял руку:
— Так это… я. Меня, извините, выбрали.
— Давай, Кеша, выступай! — подтолкнул его вперед парень в дубленке. — Пока телевидение не уехало.
— Отлично! Иннокентий? — обратился к нему Павлов.
— Нет-нет, — с надеждой покосился на журналистку мужчина, — я уже тут говорил: меня зовут Станислав. А Кешей прозвали друзья по горю. Горе, оно у нас общее.
Он тяжко вздохнул, закашлялся, и старушка в облезлой шубке пододвинулась поближе и, сокрушенно качая головой, пояснила журналистке:
— Кешенька у нас чахоточный.
Журналистка подала знак оператору, и Артем понял, что интерес к теме пикета быстро падает, и целиком переключился на Иннокентия:
— А почему же вы не лечитесь?
Если честно, до сего момента он искренне полагал, что чахотка осталась в XIX веке — вместе с политкаторжанами и персонажами доктора Чехова. Оператор тем временем опустил камеру, журналистка — микрофон, и оба они бочком-бочком двинулись в сторону машины. Кеша проводил беглецов недоумевающим взглядом, вздохнул, вытер платком рот и натянул шарф повыше.
— Извините, товарищ Павлов, но у нас бомжей не принимают в больницу. У меня, простите, нет прописки.
Артем, знающий довольно многих людей, полез в портфель и быстро нашел нужную запись.
— Иннокентий, то есть Станислав, вот вам телефон врача. Зовут его Виктор Федорович Скляр. Позвоните от меня. Он очень хороший врач и прекрасный человек. Завотделением в городской больнице. Немедленно звоните и езжайте.
Он вытащил свою визитку, написал на обратной стороне координаты друга-врача, почти силком сунул визитку в руки Станислава и оглядел стихийно сложившийся вокруг него актив.
— А к депутатам своих округов кто-нибудь из вас обращался?
И сам же понял, что ляпнул глупость, поскольку если нет прописки, значит, нет и округа, а нет округа, нет и своего депутата. Власть, создающая законы, потворствующие мошенникам, от претензий наиболее
