раскладывая приборы, нет-нет да и скашивал глаза на Зойку, и в нем даже засвербело некое подобие ревности, тут же переросшее в стойкое мужское желание. Понимая, что это будет длиться бесконечно, Павлов перешел на совсем иной предмет:
— Зоя, я выслушал решение по вашей квартире. До конца.
— Ну и что? — Девушка равнодушно пожала плечиками, отчего Павлов вновь невольно опустил взгляд чуть ниже ее подбородка. — Я говорю, мне наплевать. Я слышала начало. Я понятливая. У меня хотели забрать хату. Теперь ответ за мной. Ясно?
Она впилась белыми зубками в такую же белую сырную массу, отчего та брызнула соком.
— Какой ответ? — не понял адвокат. — Если вы хотите подать жалобу…
— Вот пристал! — фыркнула Зойка. — Какую жалобу?! Ты что, с луны свалился? А еще крутой адвокат называется! Им моя жалоба, как петуху тросточка. Как козе баян. Понял? Не понял?
— Почему? — не согласился Артем, и девушка сокрушенно покачала головой:
— Смотри, адвокат! У нас каждый выпускник детдома получает хату. Так?
— Так, — подтвердил очевидное Павлов.
— Вот. За последний год наши получили двадцать с чем-то квартир. Ну, двадцать три вроде. А потеряли уже двадцать две. Такая математика с арифметикой. Я была последней.
Зойкины глаза потемнели.
— Хорошо, жива осталась. А то из наших семеро пропали с концами. Двоих нашли в петлях. Один из окна сиганул. Две девчонки отравились. Трое покалечены. В больнице без документов и без памяти. Как овощи дозревают. И так со всеми. Нас пятеро осталось, живых и типа здоровых. Понимаешь?
— Ну, почти…
Артем знал ситуацию с квартирным вопросом выпускников детских домов лишь в общих чертах. Сама по себе схема предоставления квартир была известна, утверждена и опробована: каждый выпускник получал положенную по закону жилплощадь. В последние годы государство накопило достаточно средств, чтобы давать не комнаты в коммуналках, а полноценные квартиры. Вот на эти квартиры и одиноких беззащитных ребят и девчонок началась настоящая охота. Журналисты рассказывали о целых подпольных синдикатах, организованных так называемыми «черными риелторами». Видимо, Зойка говорила как раз об этом.
«Но это же не повод складывать руки…» — подумал Артем и снова поймал себя на том, что смотрит не в тарелку.
— Я сейчас захлебнусь от твоего взгляда, товарищ адвокат.
— Извини, — отвел взгляд Артем. — Ты и сама знаешь, что красива…
— Ага. Знаю, — сверкнула она вызывающе зелеными глазами. — Меня и мать поэтому бросила в десять лет.
— Как это? — удивился адвокат.
— А вот так. Поняла, что отчим стал на меня заглядываться.
Артем чуть не подавился и, чтобы хоть что-нибудь сказать, спросил:
— А что с мамой сейчас?
— Померла мамка. Отчим убил ее. По пьяни. Теперь сидит. Письма жалостливые шлет. Мол, не хотел. Затмение нашло. Ой, знаю я эти затмения. Видела пару раз.
Девушка выпила глинтвейн и теперь потянулась за водой. Шмыгнула носом и подмигнула Артему:
— Скажи лучше, что ты ко мне привязался? Какой у тебя интерес?
Она вонзила в адвоката зеленые чуть раскосые рысьи глаза, и Артем понял, что надо говорить все:
— Я час назад Кореша видел… в Ледовом дворце. С твоими друзьями…
Зойка напряглась.
— А мне-то что?
— Я туда по своим делам пришел, — издалека начал Павлов, — думал найти бандюков, что отца моего с неделю назад убили. Из-за квартиры…
— Встретил?
Артем молчал. Он только в этот момент осознал, что сегодня был девятый день со дня смерти, а значит, ему не в кабаке с девкой надо бы сидеть, а с матерью — вдвоем… за скорбным семейным столом. С утра он об этом отлично помнил, а потом — как отрезало!
— Ну? — напомнила о себе Зойка. — Встретил?
Артем отложил вилку. Еда в глотку не лезла.
— Да, встретил одного, — мгновенно охрипшим голосом произнес он, — и Кореш этого типа тоже опознал. Сказал, это тот, что Кошмарика замочил.
Девушка окаменела.
— Ты меня поэтому в ресторан пригласил?
Артем поджал губы и через силу выдавил:
— Я хочу знать все, что ты знаешь об этом одноухом. Тем более что Кореш, хотя он виду не показал, этого так не оставит…
— Что ж ты сразу не сказал?!
Зойка встала, с грохотом отодвинула стул и стремительно двинулась к выходу. Артем тоже вскочил, на ходу сунул официанту несколько купюр и настиг ее уже в гардеробной. Лица на девушке не было.
— Ты на машине?
— Да. За углом поставил.
— Тогда поехали, Павлов. И быстро!
Допрос
Машина Павлова пробивалась сквозь наледи и снежные заносы одного из самых захолустных районов краснокаменной. Нечищеные дороги и тротуары свидетельствовали лишь о том, что люди давно выселились из этой части города, что еще более красноречиво иллюстрировали темные мертвые окна домов. Зойка выполняла роль штурмана:
— Здесь направо и сразу же в эту арку. Ну, давай же, скорее, — нетерпеливо теребила она Павлова за рукав, — если их нет… Кошмар полный!
— Спокойно, Зоя. Не нервничай! А то застрянем, не дай бог! Сюда и «Ангел» не проедет. Придется до утра куковать. И не факт, что утром найдут.
— А если мы пацанов не найдем… — она осеклась и угрюмо замолчала.
Артем поежился; он понимал, что перед ним нормальное детдомовское братство, но ее фанатичная привязанность к «пацанам» несколько пугала. А главное, он не без оснований подозревал, что встреча Кореша и одноухого будет иметь самые роковые последствия. В Ледовом дворце он таких последствий не предвидел.
— Стой. Здесь. Вон свет из-под двери. Видишь?
Зойка схватила Артема за шею и пыталась повернуть голову в нужном направлении, но Артем не видел ни двери, ни света из-под нее. Он заглушил двигатель и аккуратно перехватил Зойкину руку.
— Ты мне голову оторвешь. Давай лучше выйдем и проверим.
Пять метров до подвальной двери они прошли по узенькой, едва заметной тропинке, протоптанной в высоком снежном сугробе. Зойка побежала впереди, подскочила к двери и дернула за ручку. Та не поддалась. Она бешено забарабанила кулачками по железной обивке, и тогда из-за двери послышался окрик:
— Чо надо? Кого несет?
Хриплый бас был не похож на голос Кореша, но Зойка обрадовалась и закричала:
— Митька, открой! Это я! Зойка!
Послышалась возня, лязг засова, и дверь чуть-чуть приоткрылась.
«Темная фигура в дверном проеме — отличная мишень», — почему-то подумал Павлов.
