Александр умел драться и смотрел как бы сквозь врага, так, чтобы предугадать все его движения и не дать сделать задуманное. Вот как сейчас. Нельзя было позволить такой массе вступить в бой с налета, ведь нельзя остановить бронепоезд грудью. Пусть пронесется мимо! Саша, как тут было принято, так же смешно растопырил руки… и резко отскочил влево да еще успел поставить подножку — и черная скала загремела в пыль. Правда, тут же поднялась на ноги и, стервенея, снова бросилась в бой.
На этот раз Александр встретил соперника коротким прямым ударом в челюсть. Это, конечно, остановило бронепоезд, но только на миг. Не обращая внимания на градом сыпавшиеся удары, Барнак все ж сумел оказаться в опасной близости и тут же воспользовался этим, обеими руками ухватив Сашу за шею. Если б только молодой человек на секунду промедлил, мало бы не показалось, но…
Апперкот в печень — очень неприятная штука. Проймет любого, даже такого носорога, как Барнак Ага! Хватка резко ослабла. Рот распахнулся, как у выброшенной на берег рыбины, глаза полезли на лоб. Хорошо! Теперь — сразу — по почкам, и тут же по ушам, да так, чтоб из глаз искры!
И — коротким кривым — в челюсть.
Что, еще не падаешь? Ну действительно, бронепоезд «Красный партизан»!
Тогда делать нечего, придется ногами…
Резко отпрянув назад, Саша подпрыгнул и, вложив в удар всю свою силу, достал правой ногой переносицу негра, и тот наконец упал. Казалось, земля вздрогнула. Ничего не поделаешь, одной массы для настоящего боя мало: нужна еще и изворотливость, да и умение не помешает, это только так кажется, что драка — плевое дело. На самом-то деле куда сложнее, чем шахматы! Причем времени на раздумья практически нет. Так, ладно, с одним справились.
— Секундус! — С нехорошим прищуром Александр обернулся к бочке.
А гнусного Миршака там уже не было! Его вообще нигде поблизости не было, схоронился где-то, ползучий гад.
Толпа радостно бушевала, все кричали, хохотали, кто-то уже хлопал Сашку по плечу:
— Рус! Рус!
Только старик антиквар Альфред Бади лишь укоризненно качал головой, зато как радовался Ингульф! И Кассия! Как горели ее глаза… Что, уже вернулись из церкви?
— Замечательно! — произнес чей-то надменный голос, и все затихли, пропуская хозяина виллы, всадника Гая Нумиция Флора Константина.
В нескольких небрежно наброшенных друг на друга туниках, в белом, с красной каймой сенаторском плаще, в золоченых сандалиях, Нумиций подошел к Александру и, потрепав его по плечу, вытащил из висевшего на правом запястье, по старинному обычаю воинов и гладиаторов, кошеля золотую монету:
— Это твоя награда, виктор! Ты славно бился, жаль, я не видел боя с начала. Впрочем, и того, что увидел, вполне достаточно. Мы скоро закончим строительство, — Нумиций ухмыльнулся, — И тогда у меня будет к тебе предложение, от которого ты вряд ли сможешь отказаться.
Молодой человек опустил глаза: ага, как же! Поживем — увидим.
— Ты так же лихо бьешься мечом, как ногами?
— Мечом владею, — скромно отозвался Александр.
— Славно, славно, — Хозяин виллы расплылся в улыбке, однако серые, чуть навыкате, глаза его смотрели вполне серьезно, — Мне доложили: ты пытался бежать. Зачем? Ладно, ладно, можешь не отвечать. Но помни о моем обещании. Клянусь посохом Петра, никто в Африке не предложит тебе лучшего, чем всадник Гай Нумиций Флор! У тебя будет столько денег, что ты сможешь скупить всех портовых шлюх от Карфагена до Цезареи или даже Тингиса! А? Как тебе такая перспектива?
— Благодарю.
Приложив руку к сердцу, молодой человек картинно поклонился, как здесь было принято, после чего скромно попросил отпустить его следующим воскресеньем в ближайший город.
— А то как-то скучновато у вас.
— В город? — Нумиций усмехнулся — А ты не сбежишь, прельстившись развратными развлечениями таверн? Ведь пока ты просто невольник, но скоро, скоро…
— Он может сопровождать меня завтра, о муж мой! Вместе с другими слугами и под их присмотром.
Оба — хозяин и раб — обернулись: матрона подошла неслышно, красивая, как мраморная статуя греческой богини. Полупрозрачные, одна поверх другой, туники, золотисто-матовая кожа, светлые, точнее сказать, осветленные волосы, уложенные в затейливую прическу, изысканно-богатый парфюм. Выщипанные дугой брови и светло-голубые смеющиеся глаза. Ох, эти глаза…
— Сопровождать тебя, дорогая? — Патриций задумчиво почесал затылок и вдруг решительно махнул рукой — Что ж, пусть сопровождает. И пусть помнит: лучшего, чем жизнь на моей вилле, он вряд ли найдет. Надежность, постоянство, неплохой доход это лучше, чем пристать к какой-нибудь шайке и в конце концов оказаться повешенным. Вилик!
— Да, господин? — Тут же оказавшийся рядом Василии с готовностью поклонился.
— Выдашь ему на завтра новую тунику. Все.
— Слушаюсь, мой господин.
Вечером раздобревший после церковной службы хозяин велел выдать рабам и слугам вино: пусть тоже как следует отметят праздник Пойло по вкусу чем-то напоминало портвейн, но было лишь с горечью, без всякой крепости. Впрочем, и такое почиталось за счастье.
— Как ты думаешь, почему хозяин отпустил тебя в город? — Старый антиквар Альфред Бади с глиняной кружкой вина в руках уселся рядом с Сашей и Ингульфом под старой смоковницей, росшей в дальнем углу обширного хозяйственного двора — Вот так спокойно взял и отпустил.
— Не знаю, — Хлебнув из такой же кружки, молодой человек пожал плечами, — А вообще, конечно, странно: не боится, что я заявлю в полицию. А! Может, у него все там куплено, в том городке, куда мы завтра пойдем? Но я все равно сбегу и выведу эту секту на чистую воду!
— Да нет там никакой полиции, сколько можно говорить? — рассерженно отмахнулся старик — А отпускают тебя — впрочем, не одного, а под присмотром — только потому, что Нумиций Флор прав: то, что он предлагает, дорогого стоит. Спокойная размеренная жизнь, вполне обеспеченная, по нынешним временам — роскошь, которую не могут позволить себе и многие аристократы. И даже сам прокуратор провинции Африка, точнее сказать — властелин. Именно для защиты он пригласил новых имперских федератов — вандалов с аланами. Пустил волков в стадо! Правда, он пока еще этого не понимает. А скорее всего, у него просто не было другого выхода.
— Разбойники… федераты… прокуратор… Бред какой-то! — Допив вино, Александр раздраженно сплюнул. — Вот погодите, доберусь завтра до первой же телефонной будки!
— Ну-ну, — как-то совсем по-детски захихикал старик — Посмотрим, каким вы вернетесь!
— То есть как это — каким?
— Я имею в виду, в духовном плане.
Чистая черная ночь опускалась на землю, накрывая бархатным покрывалом оливковые рощи, смоковницы, пальмы. В казавшемся огромным небе сверкали брильянтовые россыпи звезд, и тоненький серп растущей луны отражался в спокойной воде пруда мерцающей золотистой дорожкой. Все укладывались спать, наступала тишина, лишь изредка в саду перекрикивались какие-то ночные птицы да слышно было, как на кухне стучат посудой служанки.
— Слышь, Ингульф, — Дождавшись, когда все уснут, Саша потряс заснувшего приятеля за плечо, — Не боись, я про тебя не забуду Да и про старика тоже. Где там у него магазин? В Сусе?
Александром заменили одного из обычных носильщиков, поставив в пару к одному высокому парню. Дождались, когда хозяйка с детьми забрались в широкий портшез, подняли, понесли.
Не таким уж и трудным оказалось это дело, по крайней мере Саша лишнего веса не чувствовал, правда, не сразу удалось подладиться к плавному шагу, идти с другими носильщиками в ногу, однако совладал и с этим.
Вымощенная желтым кирпичом дорога уходила в оливковую рощицу, а затем круто сворачивала на север, к морю. Сразу за рощицей кортеж — всадник на белом коне впереди, за ним носилки, потом вооруженная копьями и мечами (а кто знает, может, и пистолетами?) охрана — повернул к деревне, довольно большой, в десятка два хижин.