Он посмотрел в глаза Ти Джею.
— Торн, послушайте! Я даю вам честное слово, что сегодня до конца дня вы будете свободны. Не спрашивайте как. Просто поверьте! Ну же, скорее!
— Это нереально! Меня никто не освободит! Я же не пошел на сотрудничество!
— Этого и не требуется. Вас будут обменивать.
— Обменивать?! На кого? Им не на кого меня менять! Чушь! Блеф! Обман!
— Вас меняют. Это точно! — Павлов сделал шаг ближе, посмотрел в бешеные глаза Хоупа и добавил: — Это так же верно, как и то, что вы Томас Джонатан Хоуп, двоюродный правнук Сиднея Рейли. Не повторяйте ошибок вашего предка!
Ти Джей отшатнулся и выронил палку:
— Как? Откуда? Кто вам сказал? — Он был ошеломлен.
Павлов подошел еще ближе и потянул его за кончик простыни:
— Идемте! Скажите, что просто заблудились. Не могли прийти в себя. Какое-то странное состояние. Идемте же.
Адвокат настойчиво потянул его обратно в душный коридор нижней палубы. По железной лестнице уже стучали каблуки горе-конвоиров, а Томми вдруг обмяк и закатил глаза. В мгновение он превратился в некое подобие лунатика, возвращающегося после ночного похода в кровать. На дрожащих ногах, неуверенными шажками, схватившись за Павлова одной рукой и придерживая сползающую простыню другой, он зашлепал вместе со своим адвокатом навстречу преследователям. Казалось, что заботливый опекун ведет с прогулки невменяемого подопечного.
Шпицберген
Корабль готовился к заходу в бухту Баренцбурга, последнего русского оплота на Шпицбергене. Капитан Бусурин курил трубку и отдавал короткие приказы. В это же время в его каюте кое-кто продолжал выяснять отношения:
— Вы не имели права опаивать его этим дурманом! Я вынужден буду подать жалобу на неправомерные действия в отношении моего подзащитного.
Павлов изо всех сил старался говорить не эмоционально, но это не получалось: слишком уж многое связывало его с новым оппонентом.
— Подавай! Бумага все стерпит.
— Юрий Максимович, я вас предупреждаю официально как руководителя оперативно-следственной бригады, — Артем говорил негромко, но очень четко и резко.
Сидящий за столом без галстука, с засученными рукавами, в несвежей рубашке и мятых брюках Соломин равнодушным пустым взглядом гипнотизировал треснувший плафон на потолке капитанской каюты, которую он занял по праву руководителя экспедиции. Весь его вид говорил, насколько его не трогают слова бывшего товарища, который теперь явно ищет удобного случая подставить ему подножку и вконец испортить и так не заладившееся с самого начала дело. Соломин нарочито громко и протяжно зевнул, потянулся и ответил в пустоту:
— Что воля, что неволя. Все равно.
— Юра, что с тобой? — подался в его сторону Артем, и Соломин моментально среагировал и отодвинулся вместе со стулом подальше.
Артем покачал головой и отступил к двери:
— Знаешь, Юра, а ведь совсем скоро все это закончится. Не будет ни Торна, ни дела, ни следствия. Как дальше-то жить будем, Соломин? А? Подумай…
Соломин сдвинул брови.
— Сам подумай, Павлов! Тебя это также касается.
Дверь глухо скрипнула и с чмоканьем захлопнулась, разделив бывших сокурсников и друзей.
Несогласен
Полярная ночь не позволяла разглядеть всех стоящих на причале. Два микроавтобуса с норвежскими сине-красными крестами на борту, три внедорожника, человек пять-шесть возле них. Чуть в стороне еще группа. Два внедорожника и две легковые машины с российским триколором на капоте. Трое мужчин: штатский, полковник-пограничник и адмирал в черной шинели и фуражке. Для обмена всё и все были готовы.
«Электрод» уже час как закончил швартовку и вывесил флажки приветствия. Трап со стороны корабля охранял матрос в коротком бушлате. Снаружи, на причале, два человека в военной форме: российский морской пограничник и норвежский пограничный инспектор. На палубе никто больше не появлялся.
В 15.00 местного грумантовского времени на палубе появились девять человек. Торн Джоханссон, он же Томми Хоуп, в окружении четырех офицеров федеральной службы охраны. Перед ним шел Соломин и полковник «х-совец». Замыкали процессию еще один «х-совец» и адвокат Павлов. И уже на берегу к ним присоединились российский консул, адмирал и пограничник.
Со стороны порта выдвинулась точно такая же колонна. Видимо, число людей с обеих сторон было оговорено. И лишь тогда Павлов наконец-то увидел человека, которого вели в кольце четверо норвежских полицейских. Это был преподаватель спецдисциплины «Семь А», кавалер ордена Красной Звезды, заслуженный работник органов безопасности, заместитель руководителя госбезопасности страны, коллекционер жаб, жизнелюб и балагур генерал-майор Глеб Арсентьевич Белугин.
Павлов затряс головой. До этого момента ему никто не сообщал, как произойдет обмен и кто стал «товаром» с норвежской стороны. Он и не проявлял излишнего любопытства; в таких щекотливых вопросах, как разведка и контрразведка, не доверяют любопытным, а лучшим качеством считается немногословность.
Глеб Арсентьевич шел, опустив голову, уткнувшись лицом в меховой воротник рыжей дубленки. Он был без наручников. Томми, увидев это, тут же остановился и красноречиво кивнул на свои кандалы. Старший офицер беспрекословно снял их. Паритет есть паритет. Перед трапом процессии остановились. Вперед вышли два консула. Они встретились на середине трапа и обменялись короткими приветствиями.
Отдельные слова доносились до Павлова. Он единственный из русской делегации мог понять, о чем идет речь. Дипломаты договорились, что на трап пойдут по трое. С русской стороны — Торн Джоханссон, консул и офицер охраны, с норвежской — генерал Белугин, консул и такой же офицер охраны.
Однако Торн, услыхавший предложение, замотал головой и повернулся к адвокату:
— Скажите, что я против!
И тогда уже отреагировал Соломин.
— Что ему еще надо? — раздраженно рыкнул он. — Какого хрена?!
— Он не согласен, — объяснил ситуацию адвокат, — он хочет идти с тобой и мной.
Соломин презрительно скривился.
— Ага! Сейчас! Может, маму его привезти? Перебьется! Скажи, пойдет как сказали. Дел-то осталось на пять минут!
Павлов перевел, и Томми вновь закачал головой и остановился:
— Нет. Я не пойду. Или с вами, или я отказываюсь. Мое мнение тоже имеет значение.
Адвокат глянул на Соломина, но тот уже принял решение, вплотную придвинулся к Ти Джею и, глядя ему в глаза, стиснув зубы, процедил:
— Ты будешь делать, как я сказал! Понял?! Только дернись — обмен закончится. Я тебя в два счета отправлю снова в Лефортово! Будешь гнить до победы мировой революции.
