противостоять им. Любая другая конница бессильна против такого напора — ей нечем защитить себя от страшных сарматских копий.
Эллин учил катафрактариев[39] Зарины применять в атаке клинообразное построение, опрокидывающее вражеский строй, разрезающее его надвое. Он нацеливал их на ближний рукопашный бой, на удар копьями, на рубку мечами в конном строю. Он отдавал сиракской молодежи весь свой богатый боевой опыт, знание римской стратегии, а также перенятые у других варваров тактические приемы. Сиракская конница должна быть готова к любым неожиданностям, к встрече с любым врагом.
С наступлением зимних холодов время тренировок резко сократилось. В долгие, скучные дни, когда над степью шумит шургай — сильный ветер с мелким колючим снегом, от которого скот прячется за хворостяными заграждениями или в вырытых в земле загонах, — Зарина вместе с Гобрием приходила в хижину Диона. По многу часов сидели они у алтаря, освещаемые его блеклым огнем. Зарина училась греческому письму, слушала рассказы старого воина о богах и героях, о нравах его далекой родины и битвах, пережитых им. Только о христианстве он не обмолвился ни разу.
Рассказы о подвигах Геракла заставляли Зарину то бурно радоваться его победам, то неметь от ужаса. Она глухо вскрикивала, всплескивала руками, звеня браслетами, вскакивала с места и, как истинная эллинка, восклицала:
— Разрази меня Геракл!
Весной возобновилась боевая учеба. Еще до восхода солнца воины покидали крепость. Ветер играл конскими гривами. На холодный металл доспехов и оружия садилась седая роса. И весь день, долгий и горячий, весь день — в седле!
Дион вновь отрастил бороду. Она еще больше побелела, словно выгорела на солнце, выцвела на степном ветру. Быстрый конь — светлый ксант — уносил его во главе стремительного отряда в бескрайнюю степь, где бешеной скачкой он пытался прогнать подступающую иногда непрошеную тоску. В легкой пелене тумана, оседающего по утрам в низинах, виделись ему узкие улочки родного города, а то вдруг всплывали пред ним полные укора глаза сына. Теперь он уже знал, что рано или поздно оставит добрых, доверчивых сираков и отправится в неведомое ему дальнее море испытывать судьбу. Может, где-нибудь его путь пересечется с курсом военного корабля, на котором прикован навечно раб Аполлоний…
Красные языки огня, пляшущие на курганах, всегда вселяют в молодых воинов трепетное ожидание грядущей битвы. Сигнал боевой тревоги пришел с севера, с пограничных земель вдоль Дона. Там сираки соседствуют с роксоланами. После неудавшегося посольства Томирии разбойные племена стали беспокоить сиракские кочевья. Они угоняли скот, грабили, убивали и исчезали в степном мареве раньше, чем приходила помощь. Вот и сейчас горят костры на курганах: в сиракской степи — враг.
Дружина выступила в поход ночью. Путь лежал вдоль Ахардея, сопровождавшего воинов ободряющим шепотом камыша. Степь была залита молочным сиянием запутавшейся в паутине облаков луны. Было видно, как вдали, на краю равнины, вспухают редкие клубы тумана и грузно ползут вверх, на небо. От них падают на Землю и крадутся по макушкам трав черные тени, безмолвные, одна за другой, словно волки, идущие на охоту. Всадники движутся бесшумной рысью, несокрушимая сталь мечей покойно дремлет в ножнах.
К утру воины Диона уже въезжали в становище рода Быстрого Тарпана. Но никто не встречал дружину, не горели костры между красными, пестрыми и черными шатрами. Из-за тяжелых ковров, скрывавших входы в шатры, выглядывали старики. Дети не сразу высыпали наружу, но любопытство взяло верх, и они робко обступили всадников. Женщины отчужденно держались в стороне, готовые в любой миг обнажить мечи, и если не спасти лагерь, то хотя бы погибнуть с честью.
— Где воины славного рода Быстрого Тарпана? — спросил Дион.
Лохматый старик с тощей грудью, закутанный в порыжелый плащ, подошел вплотную и, взявшись за узду, долго всматривался подслеповатыми глазами в незнакомца.
— Я не узнаю тебя. Кто вы такие? Откуда?
— Это дружина из Успы, — подъехал один из воинов. — Разве ты не узнал меня, Баба?
— Ты, Ассан? Да пребудут с тобой добрые духи. А это кто? — вновь повернулся старик к Диону.
— Иноземец. Эллин. Взят повелительницей на службу.
— Странно. Вертлявые эллины еще не топтали наши травы. А этот сам пришел к царице. С чего бы это?
— Так где же вождь Сидон с родовой дружиной? — уже нетерпеливо перебил старика молодой воин.
— Тебе, Ассан, отвечу. С севера пришла орда и разорила нашу крепость на Ахардее. Сидон оставил нас. Сам, как коршун, кинулся с воинами на перехват разбойников. Но они не пошли к Дону. Хитрей оказались. В то время как Сидон караулит их на тайной тропе у донского брода, они каждую минуту могут быть здесь…
Дион спрыгнул с коня.
— Ассан, возьми коноводов, спрячь коней в балке, — ты здесь лучше знаешь местность. Остальным укрыться в шатрах. Устроим насильникам добрый пир! Люди рода Быстрого Тарпана! Делайте вид, будто не знаете о близости врага: варите похлебку, доите кобылиц, прядите шерсть, но зорко смотрите кругом. Едва появятся роксоланы, бегите все к Ахардею, под обрыв, чтобы не попасть под наши же стрелы. Хорь должен угодить в капкан.
— Умно распоряжаешься, хотя и эллин, — произнес старик Баба и повернулся к своим: — Что ж, пойдем этими всеми делами заниматься. Другого выхода действительно нет.
И становище ожило. Бродили между шатрами суровые старики, у костров смеялись женщины, дети скакали наперегонки вокруг лагеря на быстрых лошадках. И только настороженные взгляды, бросаемые украдкой в степь, говорили о скрытой тревоге.
На верхушке сторожевой вышки примостился на жердях Ассан. Его рысьи глаза внимательно обшаривали степь.
Роксоланы появились к вечеру. Небольшими группами они подкрадывались к становищу со стороны заходящего солнца. Когда они приблизились, Ассан подал сигнал, быстро спустился с вышки и укрылся в ближайшем шатре.
Население лагеря зашевелилось, подняло крик, все бросились к реке, под защиту обрывистых берегов и камыша. Видя, что лагерь защищать некому, роксоланы сбились плотной кучей — их было около ста — и устремились через становище в погоню за убегающими. И тут зазвенели тетивы. Стрелы ужалили передних всадников, потом еще, еще… И через несколько минут больше половины роксоланов лежало на земле. Выскочившие из засады воины ударами мечей отсекали головы врагам. Девушки тут же сдирали кожу с волосами с голов побежденных: три таких трофея открывали им путь к замужеству.
Уцелевшие роксоланы, рассыпавшись по степи, уходили на север. Их встретил возвращающийся с дружиной Сидон и довершил разгром. За Дон ушли немногие.
Так начался боевой путь дружины Диона по тропам северных кочевий. Конники перебирались из одного родового становища в другое и везде их встречали как желанных гостей. Были мелкие стычки с налетчиками, когда молодые воины, изрубив десяток-другой иноплеменных всадников, отбивали награбленное ими добро. Но порой им приходилось совместно с родовыми дружинами отражать нападение довольно крупных отрядов.
Постепенно среди врагов сираков распространилась молва о неистовом седом всаднике, во главе отряда молодых воинов налетающем неожиданно, как ветер. Его прозвали Бородатым Хромцом, а его воинов — Сердитыми. Сердитые дрались, не зная страха, не давая пощады в бою. Род, где гостил Бородатый Хромец с Сердитыми, мог кочевать спокойно: там враг не осмеливался тревожить сиракские кочевья.
Гонец Томирии догнал отряд Сердитых в самом отдаленном становище, где Дон, идя с севера, разворачивается на запад; здесь обрывается граница с роксоланами — далее лежит аланская степь. Царица приказывала Диону вернуться в Успу.
