– Горе на мою голову! – запричитала Хава.
– Ша! – строго сказал Хаим. – Помолчите пока! И дети у тебя есть? – вновь обратился он к сыну.
– Сын, – гордо сообщил Наумчик. – Назвали Владимиром. В честь вождя мирового пролетариата. Родился два месяца назад, аккурат в апреле.
– Христианское имя… – вновь заныла Хава. – Ой, не видать мне внука!
– Почему не видать, мамеле? – удивился Наумчик. – Приезжай в Москву, посмотришь…
– Так не еврей он, а мамзер. Матка-гойка…
– Замолчите, женщины! – Хаим стукнул по столу так, что подскочили тарелки, а одна рюмка даже упала. – Идите спать, время позднее! – Он глянул в окно. На улице едва-едва занимался вечер.
– Давай-ка, сынок, выпьем за твоего сына, – предложил Хаим, когда женская часть семьи покинула застолье. – Сам понимаешь, как говорится: бабы – дуры.
– Так вы, папаша, одобряете мою линию? – осторожно спросил Наум.
Хаим, не отвечая, вновь наполнил рюмки, произнес «лехайм», выпил свою. Подцепил вилкой кусок жареной печенки.
– Не знаю, что и сказать, сынок, – прожевав, начал он. – Времена больно непонятные. Вроде и жить стало полегче, и дышать посвободнее, ан нет! Почти все изменилось… Даже, кажется, люди стали другими, хотя как такое может быть?
– А вы, папаша, все тем же промышляете? – осторожно спросил Наумчик.
– Не без этого, сынок, не без этого…
– Попадетесь рано или поздно. Сейчас, как вы правильно подметили, не те времена.
– Так и я о том же! Как жить дальше, не знаю. Пока еще торговать разрешают, но чую: рано или поздно всех одним махом прихлопнут.
– И ради чего рискуете?..
– Да как сказать… Привык. Да вон и Енте на приданое еще подсобирать нужно.
– Или у вас грошей мало, – усмехнулся Наумчик. – А если посадят, что тогда?
– Типун тебе на язык! – замахал руками Хаим.
– Ента наша какой красавицей стала, – неожиданно сменил тему разговора красный командир. – Прямо роза ханаанская. Женихи-то имеются?
– Мала она еще, – недовольно произнес Хаим.
– Что значит – мала? Девица, как говорится, самый цимес. Или вы, папаша, всю жизнь ее при себе держать собираетесь?
– Есть у нее один вздыхатель, – поморщившись, сказал Хаим.
– Кто таков?
– И роду хорошего, и умен, и с лица ничего себе, вот только… – Хаим замолк.
– Что – «только»? – с интересом спросил Наумчик.
– Как бы не от мира сего молодой человек. Годков уж хлопчику немало, целых двадцать пять, а все какой-то чепухой занимается.
– Говорите яснее, папаша.
– Премудростями древними увлечен. Каббалу изучает.
– Мудрец, значит?
– Вроде того, – Хаим вздохнул. – А так парень справный.
– Ну а Ентеле?
– Беда в том, что и ей он нравится.
– В таком случае, папаша, пожените их. Пускай идут под балдахин… Если отец красивый и умный, значит, и дети такими же народятся. Вам с мамеле на старости лет отрада.
– Оно, конечно, так, – согласился с сыном Хаим, – но зачем нам в доме умник?
– Как зачем? Для престижа. Ведь ученость у нас всегда ценилась выше всех мирских благ. Раввин, цадик… Породниться с этой публикой считалось пределом мечтаний.
– А ты в синагогу-то ходишь? – неожиданно спросил Хаим у сына.
– Что вы, папаша, – хмыкнул Наумчик, – я член большевистской партии.
– Жена русская, богу нашему не молишься… Значит, еврейство побоку?
– Странно вы ставите вопрос, папаша. Евреям нынче, так сказать, карт-бланш вышел. Это раньше в черте сидели, а теперь наши всюду. Даже на самом верху. Вы подумайте, папаша: товарищи Каменев, Зиновьев, да и сам Лев Давыдович Троцкий, с которым, между прочим, я вот этой самой рукой здоровкался, – Наумчик потряс перед носом отца здоровенной ладонью. – Кто они, по-вашему? Это в раньшее время тебя назовут жидом, в морду плюнут, и ничего… А теперь в суд пожалуйте, за оскорбление личности… Конечно, чем-то приходится жертвовать.
– И раньше можно было жертвовать, – спокойно возразил Хаим. – Крестись – и живи где хочешь, делай что хочешь.
– Я от своей нации не отказывался! – запальчиво произнес Наумчик.
– На гойке женился – это как понимать?
– По-вашему, папаша, я выкрест?!
Разговор начинал принимать неприятный оборот.
– Погоди, Наумчик, не горячись, – примирительно сказал Хаим, – давай лучше выпьем.
Но сын не успокаивался.
– Постойте, папаша, – раздраженно продолжал он, – давайте разберемся. Если вы такой правоверный, так чего же Ентеле замуж за этого мудреца выдавать не желаете?
– А потому, – ответствовал Хаим, – что желаю разобраться, какую по сегодняшней обстановке линию выбрать. И у тебя совета спросить хочу. Ты же нынче в начальники вышел.
Наумчик взглянул на отца, подозревая издевку, но лицо Хаима было серьезно.
– То есть, папаша, вы желаете, чтобы я вас поучил жизни? – засмеявшись, спросил Наумчик.
– Вроде того…
– В таком случае вот мой совет. Думаю, вам нужно отсюда уезжать.
– Куда, интересно?
– В какой-нибудь крупный город, лучше всего в Москву.
– Но я уже жил в Одессе. Мне не понравилось. Шума много, а толку мало.
– Москва – не Одесса! – веско заметил Наумчик. – И равнять нечего.
– И в Москве я бывал… Помню в восемнадцатом годе…
– Те времена лучше не вспоминать, – перебил отца Наумчик. – Было, не было… Конечно, вы, папаша, можете и дальше бултыхаться в здешнем болоте, но учтите одно: рано или поздно за вами придут.
– А ты мне поможешь… – полувопросительно, полуутвердительно заявил Хаим.
– Это, папаша, маком, – хмыкнул Наумчик. – Кто я такой?! Начнешь вам помогать, следом загребут… за компанию, так сказать. Тут нужно действовать иначе. Между прочим, я приехал не один, а со своим другом Соловьем.
– Что за Соловей такой? Может, Соловейчик? Он что, аид[4]?
– Русский парень. Товарищ мой задушевный, воевали вместе в гражданскую. Он теперь большой человек. Если на царские звания переводить – полковник, а по должности – зам. командира дивизии. И… – тут Наумчик многозначительно поднял палец к носу, – … человек неженатый.
– Как понимать твои намеки? – изумился Хаим.
– Думайте, папаша… Ведь вы всегда неплохо соображали.
– Ты хочешь сказать, что Енту нужно выдать замуж за твоего Соловья?!
– А почему бы и нет? Колька без пяти минут генерал…
– Да в уме ли ты?! Он же не наш!
– Ничего… неважно. Примеров много. Вон хоть Тору возьми. Эсфирь вышла замуж за этого… как его? Забыл! Что царь – помню, а как звать – не помню.
– Артаксеркс.
– Вот-вот. И народ Израиля потом спасла от козней амановых. Ведь так?
– Дурацкий пример. При чем тут Эсфирь?! Еврейская девушка выходит замуж за русского. Где ж это видано?!
