– Она – Эльвира Борисовна, рассказывала о религиозных войнах в средневековой Европе, привела в пример Францию, – пояснила Лиза. – И стала описывать, как католики мучили этих…
– Гугенотов, – подсказал Павел.
– Да. А тут Никулин и говорит, что гугеноты тоже были хороши и вели себя не лучше католиков. Про каких-то там детей рассказывал, которым эти гугеноты глаза повыкалывали. Словом, нагнал жути. Эльвиру, однако, не так просто сбить с толку. Она ему про Варфоломеевскую ночь. Погибло столько-то тысяч… резали всех подряд. Грудным детям разбивали головы о стенку, беременным женщинам вспарывали животы, ну и прочие страсти. А Вовчик ей в ответ про какого-то генерала или адмирала, который вроде сам первый напасть собирался, да его какие-то герцоги опередили. И тут Эльвира вовсе из себя вышла: давай орать, что не только Дюма читать нужно, но и учебник. А Вовчик тоже заверещал, никто и не ожидал…
– Чума! – перебила Лизу подружка. – Мы думали, крыша у пацана поехала. Вроде припадка у него началось. Знаете, как эпилепсия. Упал он, только не на пол, а на стол. Трясется весь… И звуки такие… дикие! То ли смеется, то ли плачет. Вдруг начал на иностранном языке говорить, по-французски, что ли… Ну, Эльвира решила, будто он нарочно прикалывается. Выскочила из класса и побежала к директрисе.
– А с чего это он вдруг по-французски заговорил? Вы что, этот язык в школе учите? – с интересом спросил Павел.
– Да нет… Английский, как все. Французского в нашей школе нет. Может, самостоятельно изучал. Все же он историей по-настоящему интересовался.
– Ну а дальше что было? На том уроке?
– Да ничего особенного. Он довольно быстро очухался. Водички Лизка ему принесла. Сознайся, Лизка, ты к нему неровно дышала? Потом Эльвира вернулась. Говорит: «Никулин, завтра чтобы кто-нибудь из родителей явился к директору!» Ну и все.
– И как же у Никулина дальше складывались отношения с классной?
– За год по истории она ему «четыре» вывела, – продолжила Лиза. – Явно несправедливо. Но больше они не сцеплялись. Но словно игнорировали друг друга. Отвечал после этого Вовчик только по учебнику. А она выше четверки ему никогда не ставила.
– Значит, конфликт продолжался? – спросил Павел.
– Наверное, можно и так сказать. Как бы тлел. – Лиза отставила недопитую чашку кофе в сторону. – Мы пойдем?
– Ни фига себе! Да сиди ты, овца, – досадливо произнесла Маша. – Я еще пиво не допила. Может, журналист еще чего узнать хочет.
– Ваша классная… Она что за человек была?
– Эльвира Борисовна? – Маша поморщилась. – Серединка на половинку. То вроде ничего, а то стерва стервой. Как начнет нудеть: «Девочки не должны ходить в таких коротких юбках, девочки не должны курить, девочки не должны нецензурно выражаться…» Ну, и тому подобная шняга…
– Она у нас – второй год. Одинокая женщина, – стала рассказывать Лиза, – жила тут неподалеку. Лет сорок пять ей было. Говорили, будто случилась в ее жизни какая-то трагедия. Вроде сына убили у нее… Не то в Чечне, не то еще где. До нас она преподавала историю в каком-то вузе, а может, в военной академии. Относилась она к нам ровно. Кроме Вовчика, ни к кому явной неприязни не выказывала. Но и никого не выделяла. Любимчиков у нее не имелось. В общем, Машка права – Эльвира Борисовна была человеком настроения. Иной раз – сама доброта, а то смотрит на нас как на врагов.
– Типичная климактериалка, – ввернула Маша.
– Опять ты!.. – в сердцах произнесла Лиза и поднялась.
– Куда?! – завопила Маша, но тоже соскочила со стула. – Видите, господин журналист, с какими людьми дружить приходится. Любит овцой прикидываться, а на самом деле – змеища. Ладно, всего. Еще чего захотите узнать, приходите в школу.
Павел расплатился и поднялся. Девчонки рассказали довольно интересные вещи. Но что же получается? У этого Вовчика действительно был серьезный конфликт с классным руководителем. Конечно, он вполне мог стать поводом для того, чтобы прихватить ее за собой на тот свет. Тем более терять ему уже было нечего. Однако этот странный спор про католиков и гугенотов… Почему вдруг такая ярость? И откуда мальчик знал французский язык? А эта классная… С ней тоже далеко не все ясно. Может, вернуться в школу и разузнать об Эльвире Борисовне побольше? Как, кстати, ее фамилия?
И Павел, подгоняя себя заезженными лозунгами типа «Журналист должен вникать в каждый, даже самый незначительный факт» и «Мелочей в нашем деле не бывает», решительно зашагал назад. Он беспрепятственно миновал продолжавшего спать охранника и отворил двери директорского кабинета.
Директрисы на месте не оказалось.
– Обедает, – односложно сообщила секретарь, перезрелая блондинка лет двадцати семи с одутловатым личиком, и подозрительно посмотрела на кожаные штаны Павла. – А вы по какому делу?
Журналист привычно показал удостоверение и сказал, что его обещали познакомить с учетной карточкой трагически скончавшейся Эльвиры Борисовны.
– Было такое распоряжение, – подтвердила секретарь. И, щелкнув замком сейфа, достала искомый документ. – Вот, пожалуйста.
Павел взял карточку и стал ее изучать.
– А вы ее видели? – вдруг спросила секретарь.
– Кого? – не понял журналист.
– Ну, эту… Комарову. Эльвиру Борисовну…
– Только мертвой.
– И как она выглядела?! – Голос девицы дрожал от возбуждения, глаза поблескивали.
– Не приведи господь, – произнес Павел. – Своими глазами наблюдал, как они с крыши свалились. Теперь по ночам снятся… Могу описать в подробностях.
– А правда, что череп раскололся и мозги наружу вылетели?
– Точно так. И не только мозги…
– Завтра хоронить будем… В закрытом гробу, – сообщила секретарь. – Из морга прямо сюда, в школу, проведем прощание, а потом на кладбище.
– А у нее действительно никого из близких не имеется?
– Сестра есть младшая… В Запорожье живет. Уже приехала…
– А здесь, в Москве?
– Был сын – военный. Погиб в Чечне три года назад. Несчастная, между нами, женщина.
Павел достал блокнот и выписал интересующие его данные:
– Сестра где остановилась? – спросил Павел.
– Да у нее. Эльвира совсем рядом со школой жила. Сестра сегодня утром приходила насчет похорон. Школа все расходы взяла на себя.
– Похвально, – одобрил Павел. – Ну а что она за женщина была? Покойница-то?
– Это вы у директора спросите, – тут же замкнулась секретарь.
– Уже спрашивал. А на ваш личный взгляд?
Секретарь поджала губки, видно, не желая развивать тему, но потом не выдержала:
– Хоть о покойниках плохо не выражаются, но, по моему мнению, дура убогая! Больше я ничего говорить не буду.
– Вполне исчерпывающая характеристика, – отозвался Павел и откланялся.
Стоя на школьных ступеньках, он размышлял, что делать дальше. Полдня убито, считай, просто так. Да, он узнал некоторые небезынтересные подробности о личностях погибших, но толку-то? Все разрозненно, хаотично… Материала, во всяком случае, из этой лапши не сварганишь. И все же Павел чувствовал: он движется в правильном направлении. Можно, конечно, сходить на квартиру к Эльвире, потолковать с ее сестрой, но вряд ли в такой час с ним станут разговаривать. И потом, что он, собственно, хочет узнать? Должна быть какая-то иная связь между убийцей и его жертвой. Не только школьный конфликт, а нечто