«А если попробовать двинуть ее?»
Он на цыпочках подошел к столу и осторожно шевельнул чашку рукой. Она медленно поползла по полированной поверхности.
«Смотри-ка, – обрадовался Володя, – получается».
Супруги, увлеченные выяснением отношений, не заметили передвижений чашки.
– Не бойся, – снова услышал он голос Мирона, – смелей, тебя никто не видит.
Сыроватых осторожно поднял чашку и стремительно выплеснул ее содержимое в лицо неприступной дамы.
Та мгновенно отняла от лица руки и удивленно и испуганно посмотрела на мужа. Но тут же ее лицо покраснело от злости.
– Мерзавец! – завизжала она. – Как ты смеешь!..
Супруг ошеломленно смотрел то на нее, то на чашку, которую Володя поставил на стол.
– Но, Верочка, – нерешительно произнес он, – это не я…
– Негодяй! – продолжала визжать дама. – Я всю жизнь на него положила…
«А что, если дать ей оплеуху?» – подумал Сыроватых.
– Бить женщин нехорошо, – послышался ему неуверенный детский голос.
– Ничего ей не будет, – подсказал ему голос домового, – дай разок, заразе этой.
И Сыроватых дал.
«На службе у темных сил можно не церемониться, – подумал он. – Это ей за мужлана».
Неприступная дама кубарем полетела на диван – у спортсмена была тяжелая рука. Теперь уж слезы из ее глаз хлынули самые натуральные. Она захлебывалась от рыданий и не могла ничего вымолвить. Муж же стоял, ничего не понимая, и изумленно таращил глаза.
– Посажу!!! – вдруг заверещала дама.
– Верочка, Верочка… – подскочил к ней ошеломленный супруг.
Володя схватил со стола пустую чашку и что есть силы швырнул ее об стену. Плач прекратился. Оба с изумлением взирали на происходящее. Вне себя от восторга, схватил физрук лежавшую тут же гитару и со всего размаха треснул ее об стол. Раздался жалобный визг струн, и инструмент разлетелся вдребезги. Супруги, обнявшись, зачарованно разинули рты. Тут уж Володя вошел в раж. Он начал переворачивать стулья, со всего маху двинул стол, стал выбрасывать книги из шкафа. Не в силах двинуться, обитатели квартиры замерли в углу.
– Папа, мама, – раздался сонный детский голос, – что это тут у вас происходит?
– Бежим! – заорала неприступная дама. Она схватила ребенка и опрометью бросилась в коридор. Супруг, теряя на бегу тапочки, последовал за ней.
– Неплохо для начала, – одобрил Мирон, – давай дальше.
Перемещаясь из квартиры в квартиру, Сыроватых устраивал дебоши разной степени тяжести. Он двигал мебель, заставлял летать посуду, производил громкий стук, хохотал и завывал – словом, старался как мог. К слову сказать, больших разрушений он не причинял, физического воздействия больше не применял и вел себя в зависимости от симпатий и антипатий к жильцам. Однако через час дом стал походить на муравейник, в который бросили спичку. Надо добавить, что старался не только он один. Два его напарника ни в чем не отставали, а в некоторых случаях и превосходили физкультурника. Хотя вели себя они по-разному.
Назар Леонордович Кочубей действовал грубо и неаккуратно. В каждой квартире он начинал с того, что разбивал зеркало. Не важно, в прихожей ли, в спальне, в ванной, но почему-то зеркала особенно притягивали директора овощторга.
Корреспондент Горбатов бушевал изощренно и остроумно, стараясь не причинять особых разрушений. Так, он довел до обморока одну старушку, беспрерывно спуская воду в туалете и издавая при этом непристойные звуки. В другой квартире Олег заиграл на пианино похоронный марш. Вид клавиш, которые двигались сами собой и извлекали из инструмента печальные звуки, произвел на ее обитателей, может быть, еще большее впечатление, чем вид сокрушаемой мебели.
Конечно, не каждая квартира в доме подверглась нападению. В некоторые разбушевавшихся клевретов нечистой силы будто что-то не пускало. Одной из таких квартир было и жилище Татьяны Недоспас. Когда Олег попытался в нее проникнуть, он явственно услышал детский голос, сердито сказавший: «Сюда нельзя!» Вакханалия длилась примерно часа полтора, потом внезапно прекратилась.
Донельзя напуганные жильцы дома номер тринадцать по-разному, чаще всего нелепо одетые, столпились во дворе, а сверху, с темного ночного неба сыпал на них мелкий осенний дождик. Начали подлетать машины: милицейские, пожарные, «Скорой помощи», но никто не мог толком объяснить, что же произошло в злополучном доме.
Сердитые, озлобленные милиционеры и пожарные только разводили руками, выслушивая странные, путаные объяснения жильцов. Они посмотрели на ярко освещенные окна домов, походили по квартирам, взглянули на разрушения, кстати сказать, весьма незначительные, и, пожав плечами, уехали, а взбудораженные жильцы понемногу потянулись домой, не ночевать же под октябрьским небом.
По завершении операции все ее участники снова собрались в уже известном подземелье.
– Неплохо проделано, – подытожил Стас, – хотя на редкость грубо. Не обошлось и без рукоприкладства. Сыр ударил англичанку, а ведь я приказывал: руки не распускать. Хотя она противная, – вдруг ни с того ни с сего заявил мальчик, – один раз припадочным меня назвала, так ей и надо. И все же, – неожиданно заключил он, – все-таки она дама, учительша.
Сыроватых еще раз обратил внимание на несоответствие тона и даже лексики мальчика. То он назовет Веру англичанкой, то как-то старомодно и неуклюже – «учительша». Как будто два различных разума гнездятся в одном теле.
Мальчик между тем внимательно посмотрел на Сыроватых, потом неожиданно подмигнул ему.
– Теперь дом достаточно напуган, – продолжал он как ни в чем не бывало. – Завтра с утра засуетятся власти. А нам только этого и надо.
– А с нами что будет? – подал голос корреспондент.
– С вами-то? – переспросил мальчик. – А, Мирон? – Он покосился на домового, который, сидя в другом кресле, молча болтал ногами. Тот пожал плечами. – Побудете пока у нас. В укромном уголке. Может, еще понадобитесь. Вы же теперь не просто люди, а отчасти чародеи. – Мальчик засмеялся, но не легким мальчишеским смехом, а как-то по-стариковски, невесело.
14
В четверг утром, едва придя на службу, майор Тарасов был срочно вызван к начальнику управления.
– Итак, Николай Капитонович, – промолвил начальник, кивнув в ответ на приветствие майора, – хорошенькую ты мне свинью подложил.
Сказано это было спокойным тоном, однако Тарасов понял, что сейчас последует вспышка гнева. Так оно и случилось.
Начальник внезапно рассвирепел. Из его сбивчивой речи можно было понять, что еще затемно его разбудили неприятные телефонные звонки. Сначала звонил дежурный по городу, потом ответственные товарищи из горкома, из горисполкома. Выяснилось, что в доме номер тринадцать по проспекту Химиков происходит черт знает что. Дом охвачен паникой, жильцы бегут, объятые ужасом. Совершенно не ясно, что там случилось, однако ответственные товарищи настоятельно требовали разобраться и доложить.
– Ты, я знаю, – продолжал, успокаиваясь, начальник, – занимался этим домом. Там, по-моему, уже имели место происшествия?
Тарасов молча кивнул.
– Значит, занимался впустую! – промолвил начальник, снова закипая. – Одним словом, назначаю тебя главным по этому дому. Бери людей, сколько необходимо, хоть все управление, но я жду результатов! Разберись, что там происходит, а главное – предотврати дальнейшие происшествия. Не дай бог, до области дойдет. Действуй!
И Тарасов отправился действовать.
Дом номер тринадцать, казалось, пережил какое-то стихийное бедствие. Именно такое впечатление создалось у майора. Во дворе стояли группки людей, кое-где прямо на землю были свалены вещи, укрытые от непогоды полиэтиленовой пленкой.
