— В чем дело, мальчик? — воскликнул Конал.
— Это я кинул камень, — отвечал Кухулин, — поглядеть, как далеко зашвырну я его, да прямо ли в цель, и могу ль показать себя храбрым бойцом.
— Будь проклят твой камень и ты вместе с ним, — вскричал Конал. — Пусть нынче ж отрубят враги твою голову, не сделаю я теперь и шага, чтобы защитить тебя.
— О том и просил я, — сказал ему мальчик, — ибо гейс запрещает уладам трогаться в путь, если плоха колесница.
Тогда воротился Копал обратно на север к Ат на Форайре, а мальчик направился к югу, в сторону Фертас Лоха Эхтранд и очутился там еще до исхода дня.
— Дозволь сказать тебе, мальчик, — молвил тут Ибар, — самое время сейчас воротиться в Эмайн, ибо верно уж всех обнесли там по справедливости едой и напитками; когда б не случилось тебе оказаться в Эмайн, место твое меж колен короля, мне же сидеть средь гонцов и певцов королевских. Давно уж пора мне идти да потеснить их.
Повелел Кухулпн запрягать лошадей и поднялся на колесницу.
— Скажи-ка мне, Ибар, — молвил он, — какой это холм перед нами?
— То Слиаб Модуйрн, — ответил Ибар.
— А что за белый каирн у него на вершине?
— То Белый Каирн Слиаб Модуйрн, — ответил Ибар.
— Славный каирн, — молвил Кухулин.
— И верно, славный!
— Идем же, приблизимся к нему!
— Сдается мне, что уж больно ты назойлив, — воскликнул Ибар, — в первый раз я поехал с тобою, но уж коль доберусь до Эмайн, то окажется он и последним!
Но все же взошли они на вершину холма, промолвил Кухулин:
— Расскажи-ка мне, Ибар, о крае уладов, что виден отсюда, ибо неведомы мне владения короля Конхобара.
Тогда поведал ему юноша об Уладе, что расстилался вокруг. Поведал ему о взгорьях, холмах и долинах, полях, крепостях и о прочих местах достославных.
— Скажи мне, о Ибар, какая равнина лежит там на юге, полная тайных убежищ, узких долин и затерянных мест?
— Эта равнина Маг Брег, — ответил Ибар.
— Поведай мне о крепостях и о прочих местах достославных на этой равнине, — попросил Кухулин.
Поведал ему юноша о Таре и Тальтиу, Клетах и Кногба, Бруг Менк ин Ок и Дун мак Кехтаин Скене.
— Не те ли это сыновья Нехта, что бахвалились, будто на свете осталось не больше уладов, чем тех, что они погубили? — спросил мальчик.
— Те самые, — ответил Ибар.
— Поезжай вперед к крепости сыновей Heхта, — сказал Кухулин.
— Горе сказавшему это, безумные слышу я речи! — воскликнул Ибар, — Вот уж не я буду тем, кто поедет туда!
— И все ж ты поедешь, живым или мертвым, — промолвил Кухулин.
— Живым я отправлюсь на юг, но знаю уж, что бездыханным останусь в крепости сыновей Нехта.
Вскоре приблизились они к крепости, и спрыгнул Кухулин с колесницы на поле. Вот что за поле лежало вокруг крепости — стоял на нем каменный столб, а вокруг пего обруч железный тянулся, обруч геройских деяний с письменами огама на деревянном креплении. Надпись гласила: Кто б ни явился на поле, если окажется воином, да воспретит ему гейсс удалиться, не сразившись в поединке. Прочитал мальчик надпись, обхватил двумя руками камень с обручем, опустил его в поток, и вода сомкнулась над ним.
— Уж лучше б стоял он на старом месте, — сказал возница, — ибо вижу, что обретешь ты па ноле то, чего ищешь — значения рока, погибели, смерти!
— Послушай-ка, Ибар, — сказал тогда мальчик, — постели мне в. колеснице подстилки и покрывала, я хотел бы немного поспать.
— Горе сказавшему это! — молвил возница, ибо в чужой стороне ты, а не на лужайке для игр.
Разложил Ибар подстилки да покрывала, и прямо на поле охватил мальчика сон. Меж тем появился на поле один из сыновей Нехта, Фойл, сын Нехта.
— Не распрягай лошадей, о возница, — сказал он.
— И не думаю, — ответил Ибар, — ремни и остромки еще у меня в руках.
— Чьи это лошади? — спросил Фойл.
— То лошади Конхобара, две пегоголовые — ответил возница.
— И вправду, признал я их, — молвил Фойл, — кто же привел их сюда, в приграничную землю?
— Мальчик, что принял оружие в наших краях и решил показать свою удаль в чужой стороне.
— Не знать бы ему торжества и победы! — воскликнул Фойл, — если б годами он вышел для схватки, лишь бездыханное тело увез бы ты в Эмайн.
— И вправду он мал, чтоб сражаться, — сказал Ибар, — не пристало и говорить ему об этом. Всего лишь семь лет он прожил от рождения доныне.
Меж тем приподнял мальчик лицо с земли, провел по нему рукой и залился румянцем с головы до ног.
— Готов я приняться за дело, — сказал он, — если и ты не отступишься, буду доволен!
— Будешь доволен, когда мы сойдемся у брода, — молвил Фойл, — вижу, явился сюда ты как трус безоружным; немедля бери оружие, ибо вовеки не наносил я ударов вознице, гонцу или безоружному.
Поспешил мальчик к своему оружию, но остановил его Ибар.
— Воистину следует тебе поостеречься этого человека, о мальчик, — сказал он.
— Отчего же? — спросил Кухулин.
— Перед тобою сам Фойл, сын Нехта. Не берет его ни острие, ни лезвие, ни какое иное оружие, — ответил Ибар.
— Не пристало тебе говорить так, о Ибар, — воскликнул мальчик, — в руку возьму я свой деил клисс, шар из чистого железа, что падет прямо на его щит, да на его лоб и вышибет столько мозгов, сколько весит он сам; как решето я проткну его, так что свет дня будет виден насквозь.
Вышел вперед Фойл, сын Нехта, и схватил тогда мальчик свой, да метнул его прямо в щит, да прямо в лоб Фонда, и вышиб шар столько мозгов, сколько весил он сам; как решето продырявлен был Фойл, так что свет дня сквозь затылок виднелся.
Меж тем вышел в поле второй сын Нехта, Туахал.
— Вижу, о мальчик, задумал хвалиться ты этой победой, — сказал он.
— Не пристало мне похваляться гибелью одного мужа, — ответил Кухулин.
— Да и не бывать тому нынче, ибо падешь ты от моей руки! — воскликнул Туахал. — Как трус ты пришел, подними же немедля оружие! Поспешил Кухулин к своему оружию, но остановил его Ибар.
— Надобно тебе поостеречься этого человека, — сказал он.
— Отчего же? — спросил мальчик.
— Сам Туахал, сын Нехта перед тобою. Коли не поразишь ты его с первого удара, первого броска и первого натиска, уж не сделаешь этого вовсе, столь искусно и ловко владеет он остриями своего оружия, — сказал Ибар.
— Не пристало тебе говорить так, о Ибар, — воскликнул мальчик, — в руку возьму я копье Конхобара, могучее, ядом вспоенное. Падет оно на щит, что прикрывает его грудь, сердце пронзит и пройдет через ребра с другой стороны. То разбойничий будет бросок, а не натиск свободного мужа. Вовеки не оправиться ему от моего удара, где бы ни врачевали его да выхаживали.
Вышел вперед Туахал, сын Нехта, и метнул в него мальчик копье Конхобара, что упало на Щит у груди Туахала, сердце пронзило в груди и прошло через ребра с другой стороны. И отрубил Кухулин голову Туахала, прежде чем повалился тот наземь.
Меж тем вышел в поле самый младший из сыновей, Файндле, сын Нехта.
— Воистину безумцы сражавшиеся с тобой! — молвил Файндле.:
