Пока Надя раздумывала, а Маргарита Ионовна ждала ее ответа, Ленька подал свой звонкий голос:
— Я знаю, — неодобрительно проговорил он, — это у них игра такая.
— А ты бы не слушал! — прикрикнула на него Надя. — Не твоего ума тут заботы.
И тут же поняла, что покрикивать на Леньку уже не имеет никакого права, есть у него теперь свой дом и в доме свои люди. Видно по всему: нашел Ленька свою долю. Это Надя только теперь заметила, увидав, как новоявленная мать в него вцепилась. Заметила и подумала еще и о той, которая когда-нибудь войдет в душу этой женщины и тоже будет счастлива.
— В самом деле, — ворчливо, как имеет право сказать только родимая мать, подхватила Маргарита Ионовна, — иди-ка ты во двор. Видишь, какие там цветы?
— Я знаю, это мальвы.
— Все ты знаешь… Вот там и поиграй. Да, смотри, никуда не ходи. Ребятишки сами к тебе сбегутся. Вон ты какой приманчивый.
— Приманчивый. Только и знает, что убегать. Измучились мы там все с ним. А больше всех Алла.
Ленька ушел. Маргарита Ионовна придвинулась поближе к окну, чтобы он все время был на глазах, и потребовала:
— Скажи-ка ты мне, что это за Алла у вас и какая у нее любовь такая особенная? Только ты мне все подряд говори. Мне знать надо, я — мать. Сам-то он ничего не скажет. И не потому, что гордый, нет, он не такой. Он заботливый и не хочет меня расстраивать. Думает, мне так легче — ничего не знать. А я от такой заботливости покой потеряла. Да разве ему объяснишь?.. Ну, вот и рассказывай.
Но ничего Надя рассказать не успела, потому что пришел Андрей Фомич. Увидав Надю, он шарахнулся назад к двери, словно его ушибло, да так, что он с трудом удержался на ногах. А за ним в дверях показался Ленька.
— Ах! — вырвалось у Нади, и она вспыхнула, а потом сразу же и побледнела.
— Зачем явилась? — спросил Андрей Фомич, со страхом и надеждой оглядывая комнату.
Надя поняла: Аллу ищет. Надеется. И сказала с неожиданной твердостью:
— Я одна.
— Да вот за мной пришла, — объяснил Ленька и широко развел руки. — Смех один!
И это звонкое выступление сразу успокоило Андрея Фомича. Он сказал:
— Этот номер у вас не пройдет…
— Иди-ка, что я тебе покажу, — проговорила Маргарита Ионовна, подталкивая Леньку к выходу. — А вы тут все обсудите, обговорите. — Ушла.
Мальвы, розовые и красные, заглядывали в окно, покачиваясь от ветра и негромко постукивая по стеклам. Нежные и гордые цветы. Андрей Фомич спросил:
— Ты, что ли, первая говорить будешь?
Присел к столу и начал разглядывать свои руки с таким интересом, словно впервые их увидел. Аккуратные руки, ладони обветренные, в застарелых рубцах, пальцы длинные, хваткие. Красивые, сильные руки. Как это он не сумел такими руками удержать зазнавшуюся девчонку! Надя давно подозревала, что Алла зазнается, заносится — красоте своей не рада, хотя, если по-честному, красоты у нее не так-то уж много. И за что ей такое счастье, которого она не оценила, не поняла? Это так почему-то разобидело Надю, что она вспыхнула, разгорелась и наговорила совсем не то, что надо. Отчитала Андрея Фомича, будто он один во всем виноват. Такой он ладный да сильный, и человек почетный, и работник хороший, а ходит — шарахается в стороны, как слепой. Ничего вокруг не видит, только сам с собой носится, эгоизм разводит.
Совсем не то говорит, а остановиться не может. А он хоть бы что: сидит и руки свои разглядывает. И только когда она совсем уж зашлась от злости, от беспомощности и от жалости к себе и разревелась во весь голос, он как бы проснулся. Улыбнулся и убрал со стола руки. Сквозь слезы увидела Надя, какая у него улыбка необыкновенная, трогательная, несмелая до того, что ей стало так нехорошо, будто она сдуру на малого ребенка набросилась.
— Ну и что? — задыхаясь от слез, спросила она.
— Я? Да я ничего. А ты вон какая! Хорошая ты девчонка… Слушай, ответь мне на один вопрос. Только сразу, не думавши. Устал я от думанья — вот до чего!
— Какой еще вопрос?
— Есть у нее кто-нибудь? Ну! Руби сразу!
Зная наверное, что никого у Аллы нет, что все это она выдумала, пошла на ревность, Надя ответила:
— Ее спросите.
— Эх ты! Еще вопрос: а меня… она..?
— Нет. — Надя даже руками замахала. — Этого я совсем не могу сказать.
— Не хочешь?
— Не могу и… не знаю. — И это была правда. Она не знала, потому что, наверное, и сама Алла тоже не знала.
— Значит, я тут, выходит, совсем ни при чем. — Он все еще улыбался печально и обиженно. — Нет так нет. Сам виноват. Хотел как лучше, а что надо — не знал. Не так давно мне одна старуха сказала: «Без ума и в лес не ходи по дрова — не столько нарубишь, сколько зря погубишь». Правильная старуха.
Ничего Надя не поняла: при чем тут старуха и дрова? А он изумил ее новым вопросом:
— А без этой… без любви… девчонки замуж идут?
— Да! — выдохнула она и захлопала мокрыми ресницами. — Сколько хотите! Если, конечно, он — человек хороший…
— Ну вот, и выходи за меня.
— Ох, да что вы! — Надя схватилась за щеки, и глаза ее распахнулись от ужаса и восторга. Прошептала бессмысленным, сонным голосом: — Так ведь я-то вас… без памяти…
А он, все еще улыбаясь, решительно потянулся через стол и смело, как хозяин, взял ее встрепенувшиеся покорные руки и крепко и бережно сжал их, как птицу. Поймал и держит.
— Я для тебя хорошим человеком всегда буду.
Тут она совсем перестала понимать, что ей говорят и что с ней делают. Никак она не думала, что разговор так обернется. Не собиралась она отбивать у подруги ухажера, все само собой сладилось.
Как только Маргарита Ионовна узнала, так очень этому обрадовалась, лучшего она и желать не могла: «Девушка-то какая: и красоточка, и образованная, и семья хорошая, а уж доброты такой, что редко встречается. И к Леньке, как сестра родная, на ее глазах вырос».
Дважды два
Артем только что побрился и причесывался уже на ходу, по пути из ванной в столовую, где ожидал его приготовленный мамой завтрак. Но только он сел за стол, как в коридоре зазвонил телефон. Мама заглянула в столовую:
— Тебя. Какая-то, по-моему, девушка. И говорит почему-то шепотом.
Говорила Милана:
— Приходи скорее. Тут такие дела!..
— Это из редакции, — повесив трубку, сообщил Артем.
Мария Павловна кивнула головой:
— Я так и подумала, — проговорила она, следуя за сыном в его комнату. — Очень страстная особа.
— Скорее взбалмошная.
— Так дышит, что в трубке жарко. — Мама рассмеялась.
Артем тоже улыбнулся, хотя нетерпение Миланы и ее слова взволновали его.
