— Она толстая, оттого так и дышит. Извини, мама, я позавтракаю в буфете. До свидания…
— Не забудь плащ. Дождь будет обязательно.
Перекинув через плечо серый плащ, он выбежал из дому. День начинался хмурый и теплый. В небе неторопливо закручивались, бродили расплывчатые облака, не предвещавшие ни дождя, ни просвета. Ни счастья, ни огорчений. А может быть, и то и другое? Милана без дела звонить не стала бы. А вот и она сама. Зеленое цветастое платье и сверху прозрачный плащ.
Не отвечая на его приветствие, она выхватила из-под плаща газету:
— Вот! На второй полосе…
Задохнувшись, она ничего больше не могла сказать, и, пока Артем развертывал газету, она только приплясывала от нетерпения.
На второй полосе внизу скромный заголовок над небольшой статьей: «Слова и дела». Затем очень сжато и очень точно излагалась вся история с раздутыми заявками стройтреста и мнимой экономией. Было приведено письмо управляющего трестом, полное оптимизма и благородного негодования. А сразу за письмом несколько взрывчатых фактов, добытых Артемом и Миланой и оставляющих только груду развалин от благородного начальственного негодования.
Пока Артем читал, Милана пришла в себя.
— Понимаешь, что теперь начнется! — зашептала она, хотя никого, кроме торопливых прохожих, не было рядом. — Понимаешь: это мы с Тобой сделали. Помогли, — поправилась она. — Ну, все равно — это мы. Ты и я. Наш материал главный… Жалко — подписей нет.
Артем об этом не пожалел просто потому, что ему это и в голову не пришло: он не был тщеславен, но тут Милана огорошила его новым сообщением:
— Никандру прямо из дому вызвали в горком. И Агапова тоже.
— Из дому? А ты как узнала?
— Людка расщедрилась, сказала: Никандра потребовал все материалы по стройтресту. Это не так просто!
Людка — секретарша редактора, которая так тонко учитывала настроение редактора, что на нее стоило только взглянуть, как на барометр, чтобы все понять. Артема она неизменно встречала приветливой улыбкой, но Милану откровенно презирала. И вдруг — расщедрилась.
— С чего это она? — спросил Артем.
Они вошли в подъезд, и тут Милана с необычайной ловкостью затолкала Артема в угол.
— А ты не догадываешься? — спросила она шепотом, который маме показался страстным.
— Нет.
— Она что-то пронюхала. Ну, и я не дура. Если уж Людка мне улыбнулась, жди больших перемен.
Запахло мелким политиканством. Артем возмущенно сказал:
— Коридорный бред! Брехня!.. — Но, вспомнив, что перед ним девушка и очень к нему расположенная, он замолчал, надеясь, что она перестанет приставать к нему со своими выдумками. Но он плохо знал Милану: девушка она была добрая и в то же время хитрая. Если и обижалась, то старалась этого не показать. По ее мнению, обижаются только люди недалекие, ничего не видящие дальше своего носа. Какой смысл обижаться и этим обнаруживать свое бессилие? Выгоднее все перевести в шутку, в крайнем случае презрительную. Но это уж в самом крайнем случае, когда человек этого стоит.
— Брехня? — Она покачала головой, как бы недоумевая, отчего это люди не понимают самых простых вещей. Только что пальцем не покрутила около лба для пущей убедительности. Но Артем все и без того понял.
— Я не люблю гадать на кофейной гуще, — сказал он.
— Вот посмотришь: на волоске висит наш Никандра.
— Последний известия из «четвертой полосы».
— Да там еще никого нет. Они раньше десяти не приходят.
Это было верно, Милане еще не с кем было посудачить, и Артем оказался первым. Такое доверие надо, пожалуй, ценить. И доверие, и то, что девушка к нему, так сказать, всей душой. Кроме того, она хорошо знает все, что делается в стенах редакции и за ее стенами.
— Я тебе верю. — Он даже склонил перед ней голову. — Верю. Но только не надо спешить с выводами. Ты меня за этим и позвала?
Тронутая его покорностью и не особенно ей доверяя, Милана только пожала плечами.
— Я так торопился, что не успел позавтракать. А ты?
— Ну, пойдем, — согласилась девушка.
Как бы там ни было, а от завтрака она никогда еще не отказывалась.
Редакционный буфет еще не открылся, но Милана сказала, что она знает «одно место», где и недорого и вкусно. Артема уже не удивляла ее осведомленность, он просто завидовал этому ее качеству — газетчик должен все знать и всех знать. «Одно место» оказалось столовой при каком-то учреждении, куда посторонних не пускали, но Милана только помахала вахтеру своей полной ручкой. Вахтер нахмурил косматые брови, однако улыбнулся.
Официантка тоже улыбнулась, и Артему даже показалось, будто она подмигнула, при этом. И сейчас же подошла к столику.
— Это наш новый сотрудник и мой друг. Зовут его Артем. Вот как! А это Оля. Милая девушка, — сказала Милана.
Помахивая салфеткой и беззастенчиво разглядывая Артема, официантка проговорила:
— Очень приятно, — и спросила: — Что будем кушать?
— Ох, мне что-нибудь полегче, — вздохнул а Милана и заказала омлет с ветчиной и черный кофе.
— А вы? — Оля так уставилась на Артема, будто она что-то про него знает, но ни за что не скажет.
Он смутился и заказал тоже омлет и кофе, который он не любил.
Официантка ушла.
— Ты, кажется, был на приемке нового балета?
— Да. С Николаем Борисовичем. Если собираешься, то лучше не надо. Не ходи.
— Уже была. На премьере. В общем любопытно. А тебе, значит, не понравилось?
Она сидела против него: локти на столе, подбородок на ладонях, глаза голубые, взгляд преданный, жаждущий ответа. Этим она и покупает — беззаветным вниманием, показной преданностью. Кого хочешь растрясет, заставит открыть если не душу, то уж мысли, которые хранятся для себя. Их-то уж не удержишь. Поделишься.
— Наш шеф сказал, что у постановщика не хватило культуры. Большая тема, отличная музыка и совершенно бездарное исполнение.
— Это он сказал. А ты сам как думаешь?
— Ну, я не специалист. Как зритель, я бы не стал это смотреть. В общем, я с ним согласен…
Появилась официантка, принесла хлеб и два прибора. Милана убрала локти со стола, и Артем решил, что допрос прекратился, но как только они остались одни, последовал новый вопрос:
— Ты всегда с кем-нибудь соглашаешься?
— Ну, знаешь что!..
— Да я так спросила. Я же знаю: ты — принципиальный. И не побоишься сказать то, что думаешь. Ты — даже безжалостный, если хочешь знать. Я видела, как ты искромсал свою рукопись. Машинистки жаловались: если так все начнут править, то им не успеть. А я и подумала, что просто ты не хочешь поделиться со мной. Не считаешь возможным. Даже, может быть, думаешь, что я такая дура, что не стоит растрачиваться…
У официантки, когда она принесла омлет, вид был загадочный, она подчеркнуто-предупредительно поставила тарелки и поспешила удалиться. Не очень, верно, далеко. Усевшись за служебный столик, она вынула из кармашка блокнотик и навострила уши. Интересные попались клиенты: она в чем-то его упрекает, раскраснелась даже. А он, наоборот, побледнел и, кажется, смутился. Жаль, что на таком расстоянии не все
