— Нисколько! — горячо воскликнула Алла. — Я просто никогда не думала о возможной встрече. Послушайте, как все получилось. Вчера была у меня Надя. Жена Андрея и моя старая подруга. Что-то с ним творится непонятное. Его вызывали в партком. И она меня удивила одним своим замечанием. И даже не своими словами, а тем, что сказал ей Андрей про меня…
Рассказав Артему о том, как в доме Свищевых все «сдвинулось со своих мест», Алла проговорила:
— Сначала ничего я непоняла, но тут оказались ваши стихи. Новый сборник, который вы подарили… читателям. Стихи о плотнике мне все и объяснили. Самое главное я, кажется, поняла. Хочется уточнить детали.
— А зачем детали, если понятно главное?
— Да нет, не все еще понятно. А деталями не следует пренебрегать: маленькая деталь может разрушить даже самое главное.
— Опять цитата и опять верно. Как это у вас получается?
— А это оттого, я думаю, что жизнь не очень-то беспокоит меня. Я говорю о волнениях житейских и душевных. Ведь я одиночка. И много читаю — живу волнениями, которые придумывают для меня разные писатели и поэты. Так вот о деталях: с Андреем почти все ясно — беда, которая его ушибла, действовала через меня. Но я в этом ничуть не виновата, тем более что для него все кончилось очень хорошо.
«Хорошо! — подумал Артем. — Без вас? Не может быть ничего хорошего».
Поворот. Новая аллея. Он сказал:
— В своих-то бедах я никого не виню. Сам виноват.
— Все так говорят, но не многие верят в это.
— Я верю. Нельзя предавать самого себя. — Он подумал, что, наверное, это прозвучало напыщенно, и был очень благодарен ей за то, что она ничего не заметила. Или просто не подала вида, что заметила.
— Знаете что? А не пообедать ли нам заодно? Здесь есть ресторанчик, плохонький, верно. Но я привыкла.
Он согласился с такой радостью, словно его не кормили несколько дней.
И снова дорога на Старый Завод
Подчиняясь заведенному порядку, Нонна постучала в дверь комнаты Артема. Какая глупость — предупреждать собственного мужа о своем желании видеть его! Но этот пункт конституции профессорского дома она пока еще не решалась изменить.
Артем сидел на диване и по обыкновению, как она считала, бездельничал. На столе беспорядок — какие-то книги, листы бумаги, исписанные вперемешку с чистыми, лампа сдвинута на самый край стола, того и гляди упадет. Передвинув лампу, Нонна остановилась против Артема.
— Нам надо поговорить, — решительно заявила она.
Артем предложил:
— Может быть, выйдем?..
— Зачем? Тут никто не помешает. — Она оглядела комнату с такой брезгливостью, словно впервые увидела ее неприбранность. — Как ты можешь здесь работать? Не понимаю. Темно, и этот запах…
Он не ответил. Она подумала и села.
— Ты знаешь, о чем я хочу говорить?
— Да. Я и сам хотел сказать тебе, но еще не знал, как…
— Какие вы все деликатные в этом доме. А дело проще простого. Вот уж целую неделю я только и слышу о какой-то Алле и о тебе. — Она подняла голову и, прямо посмотрев на мужа, сочувственно усмехнулась: — Ты удивлен? Я так и знала.
Артем и в самом деле удивился: какая оперативность! Прошла ровно неделя с той первой встречи у ротонды. Здорово сработано! А он-то был уверен, что никто еще ничего не знает. Они встречались хотя и ежедневно, но в местах, достаточно уединенных, а два раза он приходил к ней домой.
Продолжая сочувственно и несколько вызывающе посмеиваться, Нонна думала, что она застала его врасплох и что сейчас услышит какие-нибудь жалкие оправдания. Тогда она посмеется над ним, даст понять, как мало ее беспокоит это его увлечение. Она была уверена, что это только увлечение. Когда-то он так увлекся ею и все могло бы ничем и не завершиться, если бы она оказалась дурой и не привязала бы его к себе. А если и та, другая, не захочет оказаться дурой?
Насмотревшись на растерянное лицо мужа, Нонна перевела взгляд на два женских портрета, которым до сих пор не придавала никакого значения.
— «Неизвестная»… Одна из этих?
Артем не ответил.
— Которая? — продолжала добиваться Нонна.
— Вот эта, — сказал вдруг Артем решительно. Если он уже заявил о своем намерении ничего не скрывать, то надо быть последовательным до конца.
Но она не поверила в его решительность, расценив ее как отчаяние, которое накатывает на человека мягкого и безвольного, каким она считала Артема. Это скоро пройдет, надо только дать ему успокоиться.
— Плохой у тебя вкус, — поморщилась она. — Та, другая, интереснее. Дитя природы…
— Ни та, ни другая здесь ни при чем. Все ясно, и не надо притворяться. Никакой любви у нас нет и не было никогда. Я это давно решил, собирался сказать тебе. Я виноват, наверное, больше всех. Надо сразу обо всем договориться…
— О чем тут можно договариваться? У нас ребенок. У нас общая работа. Вся наша жизнь связана. И я не верю, что ты все хорошо продумал. Я жалею, что начала этот разговор сейчас. Вот когда ты успокоишься…
Она встала и направилась к двери, но он остановил ее:
— Подожди. Надо кончить этот разговор, раз он возник…
— Милый мой, ведь я-то тебя люблю. — Она опустила голову и подошла к нему, тихая, покорная и решительная, как в самые первые дни их знакомства. — Ты забыл это? И не надо говорить ни о каких ошибках. Если ты когда-нибудь и ошибался, то только сейчас, когда наговорил мне столько жестоких слов. Не надо так со мной. Ведь я тебя всегда любила, с самой первой встречи…
И говорила она тоже, как прежде, — несмело и слегка восторженно, чем подкупила его в те первые минуты их знакомства и заставила подумать: какая она необыкновенная девушка, эта любимая ученица отца! Только тогда она еще не говорила о своей любви. Артем сам это увидел и очень возгордился тем, что его любит такая девушка. Теперь-то Он знал — ничего такого не было. Не очень тонко сыграла она свою роль, но он клюнул и на эту приманку. Карась-идеалист.
— Самое плохое во всем этом, — сказал Артем, презирая себя за то, что он говорит совсем не так, как надо, и голос у него хриплый, и руки дрожат, как с мороза. — Самое скверное, что за мои ошибки должны отдуваться другие.
— И не надо. Ну, ничего не надо. Разве мы плохо живем? — Она положила голову на его плечо. — И дальше будем жить. Ты не думай, я тебе ни в чем не помеха. Делай, как тебе вздумается. Только, чтобы никто ничего не знал и чтобы я ничего не знала. Да я и слушать-то никого не стану…
— Нет, — сказал Артем с такой силой, что Нонна отшатнулась от него. — Сделка? Мне надоело это. И невозможно принять то, что ты предлагаешь. Обманывать тебя, себя, всех на свете? Ломаться перед студентами, изображая преподавателя!
— Господи! Откуда у тебя такие мысли? Все так живут. И никаких трагедий…
— Все обманывают друга друга? Ты это хочешь сказать?
— Какой же это обман? Ты что! Все только выполняют свой долг. Прячут подальше свои чувства и мысли, которые совсем никого не интересуют. И все делают свое дело. Работают. Все так просто… — Она
