Виктор опасливо поворошил ботинком спутанную ленту и почти удивился, когда она не попыталась его тем или иным способом ужалить.
– Ну что, спасли мы этот мир или нет? – поинтересовался Гаспод. – Хотелось бы наконец определиться.
Виктор взглянул на экран:
– Нет.
Движущиеся картинки не исчезли. Они были не очень четкими, но он по-прежнему видел расплывчатые очертания Джинджер и свои собственные – они отчаянно цеплялись за существование. Кроме того, сам экран пришел в движение. Он пучился, выдавался вперед – так колеблется в бассейне остывшая ртуть. Это зрелище будило неприятные воспоминания.
– Они настигли нас, – сказал Виктор.
– Кто?
– Помнишь свои разглагольствования о всяких мерзких тварях?
Гаспод наморщил лоб:
– О тех, доисторических?
– Ну, вряд ли они доисторические. Сомневаюсь, что они вообще когда-либо существовали, – поправил его Виктор. – Мир, из которого они вышли, не знает времени.
Среди публики наметилось движение.
– Надо срочно вывести всех из зала, – сказал Виктор. – Лучше поторопиться, пока не началась суматоха…
Из зала донеслись истошные вопли. Публика приходила в себя.
А с экрана сходила Джинджер. Она была в три раза крупнее своего оригинала. Плоть ее совершенно отчетливо мерцала. Она была все еще отчасти прозрачна, однако уже обладала немалым весом – пол под ее ногами прогибался и трескался.
Публика переползала друг через друга, лишь бы побыстрее выбраться наружу. Виктор с боем продрался сквозь встречный поток людей – в этом ему отчасти помогло кресло Сдумса, которое как раз неслось в противоположном направлении, сметая все на пути. Его хозяин наотмашь молотил тростью по людским спинам и вопил:
– Э-ге-гей! Все только начинается!
Заведующий кафедрой поймал в толпе руку Виктора.
– Так было задумано с самого начала? – крикнул он.
– Нет!
– А может, это какой-нибудь особый эффект? – с надеждой в голосе спросил завкафедрой.
– Может. Если только за последние двадцать четыре часа создатели эффектов сумели довести их до
Завкафедрой смерил его испытующим взглядом:
– Ты, если не ошибаюсь, наш воспитанник Виктор.
– Именно так. Прошу меня простить.
На этом Виктор расстался с остолбеневшим волшебником и бросился к ложе, где они сидели вместе с Джинджер. Взгляд девушки был прикован к Твари, принявшей ее образ. Монстроподобная Джинджер водила головой в стороны и мигала, но очень медленно, словно ящерица.
– Это – я?
– Нет! – вскричал Виктор. – То есть, в каком-то смысле. Да, не исключено… Но все же не вполне. Словом, вставай, уходим.
– Но она похожа на меня как две капли воды! – воскликнула Джинджер голосом, намекающим на приближающуюся истерику.
– Это только потому, что они проникли сюда через Голывуд. Именно он, насколько я понимаю, определяет их облик, – поспешно протараторил Виктор и резко дернул ее за руку.
Джинджер слетела с кресла. Ноги Виктора взбивали туман и разбрасывали попзёрн. Она послушно ковыляла за ним, временами оглядываясь.
– Знаешь, а тот, второй, тоже пытается сойти с экрана, – сообщила она.
– Не останавливайся!
– Так ведь это же ты!
– Я – это тот, кого ты держишь за руку. А это… что-то другое! Оно просто вынуждено воспользоваться моим обликом, моей наружностью!
– А какой наружностью оно пользуется у себя дома?
– Поверь мне, ты этого знать не хочешь!
– Нет, хочу! По-твоему, зачем я спрашиваю? – прокричала она.
Они перепрыгивали через завалы разрушенных кресел.
– Это гораздо хуже, чем ты можешь себе представить!
– Знаешь, я такое могу представить, мало не покажется…
– Знаю, поэтому и говорю – это гораздо хуже!
– О.
Призрачная великанша, прерывисто вспыхивая, точно ее освещал луч стробоскопа, прошествовала к стене и одним ударом пробила ее. На улице поднялся крик.
– По-моему, она продолжает расти, – прошептала Джинджер.
– Беги на улицу, – сказал Виктор. – Попроси волшебников остановить ее.
– А ты что будешь делать?
Виктор гордо вскинул голову:
– На свете есть вещи, которые настоящий мужчина должен делать в одиночку.
Она бросила на него раздраженный, непонимающий взгляд:
– Что? Что? Тут такое творится, а ты собрался в уборную?!
– Я сказал – убирайся отсюда!
Подтолкнув ее в направлении дверей, Виктор развернулся и увидел рядом с собой двух собак, терпеливо ждущих его приказов.
– Вы, двое, тоже ступайте.
Лэдди заскулил.
– Собака, она же, как это, должна ни на шаг не отходить от своего… кхм!… хозяина, – проговорил Гаспод, покрываясь бурыми пятнами.
Виктор в бешенстве посмотрел по сторонам, подобрал с пола обломок кресла, распахнул дверь и швырнул деревяшку как можно дальше.
– Апорт!
Обе собаки, повинуясь вечному инстинкту, дружно сорвались с места. Гасподу хватило самообладания лишь для того, чтобы в последний миг успеть обернуться и прохрипеть:
– Вот сволочь!
Виктор побежал в будку и вскоре показался оттуда, прижимая к груди «Поднятых ураганом».
В то время гигантский Виктор никак не мог расстаться с экраном. Получили свободу, став трехмерными, лишь голова и одна рука. Последняя пыталась вяло отпихнуть Виктора, когда тот принялся наматывать на нее гроздья октоцеллюлозы. Покончив с этим, Виктор сломя голову бросился назад в рубку и после недолгих поисков извлек на свет целое хранилище картинок, опрометчиво устроенное Безамом под верстаком.
Действуя с той размеренной целеустремленностью, какую неизменно внушает сводящая кишки жуть, Виктор набирал груды жестяных банок и сваливал их в кучу подле экрана. Тварь, которая к тому времени вызволила из двухмерности и другую руку, попыталась эту кучу раскидать, однако то неведомое, что управляло Тварью, еще не совсем освоилось с новой формой. «Наверное, тяжело с непривычки обходиться всего двумя руками», – отметил про себя Виктор.
В кучу легла последняя жестянка.
– В нашем мире тебе придется жить по нашим законам, – сказал он. – И умирать тоже. Держу пари, что гореть ты умеешь, как и все остальное здесь.
