Каллиопа впилась глазами в раскрытую перед ней партитуру, закатала манжеты, откинула волосы, щекотавшие ей глаза, и ринулась в удалую атаку на нечто, подававшее признаки старого анк-морпоркского городского гимна[26].
Огни в зале погасли.
Небо рябило и переливалось. С туманом это явление не имело ничего общего. Над землей витал серебристый свет с сиреневыми бликами, напоминающий гибрид облака и молнии.
Дальше, по направлению к Голывуду, небо светилось все сильнее. Это бросалось в глаза даже из небольшого проулка, примыкающего к заднику заведения Шэма Харги «Реберный дом», где две собаки наслаждались еще одним особым предложением «Все-Что-Можешь-Откопать-В-Помойке-Задаром».
Лэдди вскинул морду и зарычал.
– Понимаю тебя, – кивнул Гаспод. – Но ничего не поделаешь, знамение. Помнишь, я говорил о всяких предвещаниях?
По его шкуре пробежал разряд искр.
– Пошли, – сказал он. – Надо сказать людям. Ты же у нас в этом деле большой дока.
Кликликликакликаклика…
Только этот звук раздавался в «Одиозе». Каллиопа перестала играть и вместе с другими уставилась на экран.
Рты были открыты; они закрывались лишь затем, чтобы пережевать очередную порцию попзёрна.
Краем сознания Виктор понимал, что он видит плод своих усилий. Он пытался отвернуться. Даже сейчас какой-то голосок в его голове нашептывал ему, что происходит что-то неладное, но он его почти не слышал. Все идет, как идет. Вместе с другими он затаил дыхание, когда героиня начала свою борьбу за старый семейный рудник в Охваченном Безумием Мире… Посреди сцены кровопролитной битвы его начала колотить дрожь.
А собравшееся на балу общество виделось ему сквозь романтическую дымку. Его…
…Его ужалило под коленкой что-то холодное, липкое. Будто к штанине приложили полурастаявший кубик льда. Можно было попробовать не обращать на этот кубик внимания, но ощущение не отступало.
Виктор опустил взгляд.
– Прошу прощения, – произнес Гаспод. Виктор сосредоточил взор на новом предмете.
Но спустя мгновение глаза сами собой вернулись к экрану, на котором его гигантская копия целовала гигантскую копию Джинджер.
Липучая прохлада вновь растеклась по ноге. Он опять вынырнул на поверхность.
– Если хочешь, я могу укусить, – предложил Гаспод.
– Я, э-э, я…
– Могу укусить так, что взвоешь, – уточнил пес. – Ты только скажи.
– Не надо, э-э…
– Я говорил тебе о предвещании. Предвещание, предвещание, предвещание. Лэдди лаял, пока не охрип. А никто даже ухом не пошевелил. Вот я и прибегнул к старой дедовской технике – холодным носом ткнуть. Еще ни разу не подводила.
Виктор огляделся. Остальная часть публики прилипла к экрану. Создавалось впечатление, что они готовы остаться здесь наве… наве…
Навечно.
Виктор приподнял руки над подлокотниками кресла. Из пальцев с треском посыпались искры. Воздух приобрел маслянистость – верный признак мощного скопления магического потенциала, о чем знают даже студенты-первокурсники магических наук. В партере клубился туман. Глупость, конечно, но туман от этого никуда не девался. Он стелился по полу подобно бледному серебристому пледу.
Виктор потряс Джинджер за плечо. Помахал перед глазами рукой. Что-то крикнул ей в самое ухо.
Затем он принялся теребить патриция, вслед за ним – Достабля. Тела их немного отклонялись, но каждый раз возвращались в прежнее положение.
– Это клик во всем виноват, – прошептал он. – Картинка имеет над ними какую-то власть. Но какую? Это самая обычная картинка, не лучше и не хуже остальных. Магия в Голывуде никогда не применялась. Во всяком случае… в обычном своем виде…
Продравшись сквозь упругие турникеты колен, Виктор выскочил в проход и бегом, по колено в тумане, припустил наверх. Мигом позже он колотил в дверь рубки Безама. Не дождавшись ответа, он выбил ее плечом.
Безам сосредоточенно внимал событиям на экране через маленькое квадратное оконце в стене. Ящик для переброски картинок издавал радостное кликанье. Его ручку никто не вращал. По крайней мере, поправился Виктор, он не видел того, кто это делал.
Вдали что-то загрохотало. Пол и стены задрожали.
Виктор взглянул на экран. Да, этот отрывок был ему знаком. Он шел как раз перед сценой пожара в Анк-Морпорке.
Бег мысли набирал обороты. Как звучит известная максима насчет богов? Дескать, боги существуют постольку, поскольку существует вера в них. Но это можно толковать шире. Реальность есть то, что происходит в головах у людей. Сейчас он видел сотни людей, искренне верящих в реальность того, что являлось их взорам.
В поисках ножниц или ножа Виктор начал копаться в хламе на верстаке Безама, но ничего путного не обнаружил. Аппарат продолжал жужжать, отматывая реальность из будущего в прошлое.
– Ну что, надеюсь, сегодня я действительно кого-то спас? – раздались где-то позади слова Гаспода, но Виктор не обратил на них внимания.
В разноголосице мыслей, обыкновенно переполняющих мозг, преобладают мысли несущественные. Лишь в случаях крайней необходимости удается заставить их умолкнуть. Так произошло и на этот раз. И наконец, в абсолютной тишине звонко пропела одна ясная, четкая мысль, которая до сей поры тщетно молила, чтобы ее выслушали.
Предположим, существует такое место, где слой реальности чуть тоньше, чем повсюду. И предположим, ты сделал нечто такое, что еще больше истончило реальность. Книгам такое не под силу. Не под силу и обыкновенному театру – ибо в душе зритель всегда понимает, что смотрит на актеров, разыгрывающих пьесу. Только Голывуд через зрение проникает прямиком в мозг. И сердце подтверждает зрителю: то, что он видит, – реально. Такое под силу лишь кликам.
Вот что случилось в недрах Голывудского холма. Жители старого города использовали прореху в реальности для того, чтобы развлечься. И развлекались до тех пор, пока Твари их не настигли…
История повторяется. Люди опять начали жонглировать факелами в пороховом погребе. А Твари не спускают с них глаз…
Но почему все это продолжается!? Ведь он
Картинка кликала не умолкая. Ящик для переброски картинок окутала, как ему показалось, таинственная дымка.
Виктор уцепился за ручку сбоку от ящика. Она было чуть-чуть поддалась, но потом переломилась. Осторожно пересадив Безама на пол, Виктор поднял стул над головой и что было сил саданул по ящику. Стул разлетелся в щепки. Тогда он открыл заднюю стенку ящика и вытащил оттуда саламандр – но на экране по-прежнему выплясывали кадры.
Здание снова содрогнулось.
«Тебе дается один-единственный шанс, – подумал он. – Либо ты его используешь, либо погибаешь».
Он снял и намотал на руку рубашку. Затем просунул руку в ящик, дотянулся до играющей бликами дорожки и схватил ее.
Раздался щелчок. Ящик рвануло назад. Мембрана, разматываясь с бобины, свила несколько лоснящихся колец, которые было метнулись в сторону Виктора, но тут же скользнули на пол.
Кликаклик… а… клик.
Бобины перестали вращаться.
