и городской стражи. Все жаждали увидеть, как откроются двери экипажа. Самый воздух потрескивал от возбужденного ожидания.
Господин Безам, которого так распирало самодовольство, что он, казалось, вот-вот воспарит над улицей, быстрыми скачками переместился к дверце и распахнул ее.
Толпа дружно затаила дыхание. Лишь один ее элемент не поддался общему порыву. Он без устали колотил соседей своей тростью и яростно вопрошал:
– Что происходит? Что такое там происходит? Почему никто не может объяснить мне, что в конце… концов… там…
Но дверь отказалась распахиваться. Джинджер вцепилась в ручку так, словно от этого зависела ее жизнь.
– Но там же какой-то кошмар! – прошептала она. – Я туда не пойду.
– Все эти люди видели клики с твоим участием, – взмолился Солл. – Они полюбили тебя, это теперь твоя публика.
– Нет!
Солл схватился за голову.
– Слушай, может, ты ее убедишь? – обратился он к Виктору.
– Я и себя-то не могу убедить, – ответил Виктор.
– Считай, что ты провела вместе с ними много-много дней, – вмешался Достабль.
– Ничего подобного, – сказала Джинджер. – Эти дни я провела с вами, с рукояторами, троллями и так далее. А это не одно и то же. Кстати, это вообще была не я, а Делорес де Грехх.
Виктор задумчиво закусил губу:
– Тогда, может, ты пошлешь вместо себя Делорес де Грехх?
– Как это?
– Ну, как… Представь, что снимаешься в клике…
Достабли – дядя с племянником – обменялись быстрыми взглядами. В следующий же миг Солл соорудил около лица рамку из пальцев на манер глазка ящика для картинок, а Достабль, после тычка в бок, тут же приставил руку к голове племянника и начал вращать невидимую ручку, укрепленную где-то в его ухе.
– Крути! – крикнул он.
Дверца кареты все-таки распахнулась. Толпа дружно вздохнула, словно некая огромная гора пробудилась к жизни. Виктор спустился, поднял руку, помог Джинджер сойти со ступенек.
Толпа захлебнулась в приветственном кличе.
Профессор современного руносложения, борясь с возбуждением, укусил собственные пальцы; завкафедрой издал странный горловой звук.
– Помнишь, ты говорил, что молодой человек не может и мечтать о лучшей профессии, чем стать волшебником? – спросил он.
– У настоящего волшебника в жизни должна быть одна-единственная страсть, – пробормотал декан. – Ты знаешь об этом.
– Да, об этом я знаю.
– Я, вообще-то, имел в виду магию. Заведующий кафедрой всмотрелся в идущие навстречу толпе фигуры:
– Слушай… А ведь это действительно наш Виктор. Клянусь, это он.
– Какая мерзость, – поморщился декан. – Парень мог стать волшебником, а вместо этого предпочел юбки.
– Да, глупец, жалкий глупец, – пробормотал профессор руносложения, испытывая, правда, некоторые перебои с дыханием.
Последовал общий горестный вздох.
– Согласитесь, она, что ни говори, – сказал завкафедрой, – м-мм… лакомый кусочек.
– Я – пожилой человек, – проговорил сзади скрипучий голос, – поэтому если кто-то загораживает мне то, что мне очень хочется разглядеть, этот кто-то может заработать удар по… м-м… незащищенной части тела.
Волшебники мигом расступились, пропуская вперед кресло-убийцу. Приняв ускорение, оно сумело остановиться, только заехав на край ковра, а по пути украсило синяками немереное количество лодыжек.
Челюсть Сдумса начала медленно отвисать.
Джинджер схватила Виктора за руку.
– Видишь ту группу толстых старичков в накладных бородах? Они так машут тебе, – произнесла она сквозь лучезарную улыбку.
– По-моему, это волшебники, – пробормотал он, улыбаясь ей в ответ.
– А один даже подпрыгивает в своей коляске и орет «Эге-гей!», «Так держать!» и «Молодцом!».
– Между прочим, это самый старый волшебник в мире, – сказал Виктор, делая ручкой одной полной даме, которая тут же схватилась за сердце.
– О боги! Представляю, что он выделывал лет пятьдесят назад.
– Ну, начнем с того, что ему тогда было восемьдесят[24]. Только не надо посылать ему воздушные поцелуи!
Толпа надрывалась, стремясь показать, как она довольна происходящим.
– По-моему, он очень милый.
– Прошу тебя, маши ручкой и улыбайся.
– Мне сейчас будет дурно! Ты видишь, сколько людей ждет, чтобы их нам представили?!
– Вижу, – спокойно сказал Виктор.
– Но все они – сливки общества!
– Прекрасно. Мы тоже сливки. Во всяком случае, у меня такое ощущение.
– Это еще почему?
– Потому что мы сейчас стали тем, кто мы есть. Помнишь, ты объясняла мне это у моря? Мы выросли настолько, насколько нам суждено было вырасти. И это именно то, чего ты хотела. Мы…
Он сбился с мысли.
Тролль, поставленный у дверей «Одиоза», помешкав, все же отдал им честь. Шлепок, с которым пальцы его стукнулись об ухо, на миг заглушил гомон толпы…
Гаспод стремительно удалялся прочь с места событий. Лэдди почтительно трусил следом. Ни Лэдди, выпрыгнувший из экипажа, ни вывалившийся оттуда Гаспод не произвели на толпу ни малейшего впечатления.
– Знаешь, мне совсем не улыбается провести ночку в какой-нибудь выгребной яме, – бурчал на ходу Гаспод. – Это большой город. Голывуд – совсем другое дело. Так что держись ко мне поближе, малыш, и тогда не пропадешь. Сначала заглянем к черному ходу «Реберного дома Харги». Там меня все знают. Договорились?
– Молодец Лэдди!
– Ага, – кивнул Гаспод.
– Ты обратила внимание, как он одет? – поинтересовался Виктор.
– Камзол из красного бархата с золотыми аксельбантами, – выговорила Джинджер краешком рта. – Но штаны ему все равно не помешали бы.
– Ну дела!… – пробормотал Виктор.
Они прошествовали в залитое ослепительным светом фойе «Одиоза».
Безам постарался на славу. Тролли и гномы не зря трудились всю ночь напролет, наводя последний глянец.
