Добрые предзнаменования (пер. В.Филиппов)

– Я говорю, – Кроули попытался сфокусировать взгляд на Азирафеле. – Я говорю… я говорю…

Он сосредоточился и вспомнил, о чем он говорил.

– Вот о чем я говорю, – радостно заявил он. – О дельфинах. Вот о чем.

– О рыбах? – рассеянно удивился Азирафель.

– Нет-нет-нет, – Кроули погрозил ему пальцем. – Млек-питающие. Как есть млек-питающие. Разница в том… – Он попытался выбраться из трясины собственного сознания на возвышенное сухое место и вспомнить, в чем же, собственно разница. – Разница в том, что они…

– Для того, чтобы спариваться, выходят на сушу? – подсказал Азирафель.

Кроули нахмурился.

– Не думаю. Уверен, что нет. Что-то у них с детенышами. Короче. – Он взял себя в руки. – Я говорю. Я говорю. У них мозги.

Он потянулся за бутылкой.

– Что у них с мозгами? – спросил ангел.

– Большие мозги. Вот что я говорю. Большие. Большие. Большие-большие. А есть еще киты. Мозговые центры, точно говорю. Представляешь, океан, полный мозгов?

– Кракен, – угрюмо заметил Азирафель, уставившись в стакан.

Кроули пристально и холодно посмотрел на него, давая понять, что только что на рельсы его сознания прямо перед паровозом подбросили огромное бревно.

– Что?

– Большущий сукин сын, – пояснил Азирафель. – Под грохотом чудовищных валов. Он в глубине среди поли… среди полип… чтоб их, среди кораллов!… спит. И предположительно, всплывет на поверхность, когда закипят моря.

– Ну да?

– Факт.

– Вот такие дела, – Кроули с трудом сел прямо. – Океан кипит, бедные дельфинчики свариваются в уху, и никому до этого нет дела. То же самое с гориллами. Ух ты, скажут они, небо покраснело, звезды падают, что они такое добавляют в бананы? А потом…

– Ты знаешь, они вьют гнезда. Гориллы.

Азирафель налил себе еще. Это ему удалось с третьей попытки.

– Да ну.

– Истинная правда. В кино видел. Гнезда.

– Это птицы, – сказал Кроули.

– Гнезда, – настаивал Азирафель.

Кроули решил не настаивать.

– Вот такие дела, – сказал он. – Все создания, большие и мертвые. То есть малые. Большие и малые. И у многих есть мозги. И тут – ба-ДАММ!

– Ты же приложил к этому руку, – сказал Азирафель. – Ты искушаешь людей. Искусно искушаешь.

Кроули стукнул стаканом по столу.

– Это другое. Они не обязаны соглашаться. И в этом-то вся непостижимость. Это ваши придумали. Все бы вам испытывать людей. Вплоть до полного уничтожения.

– Ладно. Ладно. Мне это не больше нравится, чем тебе, но я же говорил: я не могу не повиновы… повинови… не делать, что сказано. Я – анх-хел.

– А в Раю нет театров, – сказал Кроули. – И почти нет кино.

– Меня искушать даже не пытайся, – сказал Азирафель несчастным голосом. – Знаю я тебя, змей старый.

– Только представь, – безжалостно продолжал Кроули. – Ты знаешь, что такое вечность? Знаешь, что такое вечность? Нет, скажи, ты знаешь, что такое вечность? Вот смотри: стоит большая скала, представил? В милю высотой. Огромная скала, высотой в милю, на краю Вселенной. И вот каждые тысячу лет – птичка.

– Какая птичка? – с подозрением в голосе спросил Азирафель.

– Такая птичка. И каждую тысячу лет.

– Одна и та же птичка каждую тысячу лет?

– Ну… да, – неуверенно сказал Кроули.

– Нехилый возраст у птички…

– Ладно. И каждую тысячу лет эта птичка летит…

– Ковыляет. С трудом.

– …летит к этой скале, и точит себе клюв…

– Постой-ка. Не выйдет. Отсюда до края Вселенной просто куча… – ангел, шатаясь, помахал руками, чтобы показать, сколько именно, – куча чего только не! Вот…

– А она все равно туда добирается, – настаивал Кроули.

– Как?!

– Неважно!

– Наверно, на ракете, – сказал ангел.

Кроули решил несколько ослабить напор.

– Ладно, – сказал он. – Пусть так. Короче, эта птичка…

– Но мы же говорим о крае Вселенной, – рассуждал Азирафель. – Так что если это ракета, тогда такая, из которой на другом конце вылезают твои потомки. Так что ты им должен об этом сказать: И, взойдя на гору, сделайте вот что… – Он неуверенно взглянул на Кроули. – Что им там делать?

– Поточить клюв о камень, – подсказал Кроули. – Потом она летит обратно…

– …в ракете…

– А через тысячу лет она прилетает, и снова точит себе клюв, – скороговоркой выпалил Кроули.

Над столом повисла особая, нетрезвая тишина.

– Столько сил – только чтобы поточить клюв? – задумчиво произнес Азирафель.

– Дослушай, – упорствовал Кроули. – Смысл в том, что когда птичка сточит скалу до основания…

Азирафель открыл рот. Кроули был просто уверен, что он собирается сделать замечание об относительной твердости ороговевших тканей птичьих клювов и гранитных скальных пород, и рванулся в атаку.

– …обязательный просмотр «Звуков музыки» еще не закончится!

Азирафель замер.

– А ты будешь получать от этого удовольствие, – неумолимо продолжал Кроули. – Искреннее удовольствие.

– Милый мой, но…

– Выбора у тебя не будет.

– Но послушай…

– Вкус у Рая отсутствует начисто.

– Но…

– И ни одного японского ресторана. Даже суши-баров нет.

По внезапно посерьезневшему лицу ангела скользнула гримаса боли.

– Мне это не под силу, когда я пьян, – сказал он. – Ты как хочешь, я трезвею.

– Я тоже.

Оба зажмурились, пережидая, пока алкоголь улетучится из организма, и сели прямее. Азирафель поправил галстук.

– Я не могу вмешиваться в божественный план, – хрипло сказал он.

Кроули несколько секунд задумчиво созерцал стакан, а потом вновь наполнил его.

– А в дьявольский можешь? – спросил он.