– Прошу прощения?
– Так ведь это дьявольский план, разве нет? Мы по нему работаем. В смысле – наши работают.
– Ну конечно, только он – часть общего
– Ага, как же!
– Нет, в этом-то все и дело, если зреть… если… – Азирафель раздраженно щелкнул пальцами. – Как это ты любишь выражаться? Если зреть в корне.
– Зреть в корень.
– Да, именно так.
– Ну… если ты в этом так уверен, – сказал Кроули.
– Абсолютно.
Кроули лукаво взглянул на Азирафеля.
– Значит, ты не можешь быть уверен – поправь меня, если я ошибаюсь – ты не можешь быть уверен, что противостоять ему не является частью этого самого плана. Я хочу сказать, предполагается, что ты противостоишь дьявольским козням на каждом шагу, разве нет?
Азирафель колебался.
– В общем, да…
– Как увидишь козни, сразу им противостоишь. Правильно?
– Ну, в широком смысле, конечно. На самом деле я подвигаю людей, чтобы козням противостояли они. Непостижимость, ты же понимаешь.
– Именно, именно. Значит, все что тебе нужно делать – это противостоять козням. Потому что если я хоть что-нибудь понимаю, рождение – это только начало. Важно воспитание. Влияние. Иначе ребенок никогда не научится использовать свои силы. – Он запнулся. – Во всяком случае, именно так, как предполагалось.
– Разумеется, наши не будут возражать против того, чтобы я расстраивал твои планы, – задумчиво произнес Азирафель. – Совсем не будут.
– Именно. Еще одно перышко в крыло добавят. – Кроули подмигнул Азирафелю.
– Что же случится, если ребенок не будет воспитан в сатанинском духе? – размышлял Азирафель.
– Может быть, ничего. Он ни о чем и не узнает.
– Но наследственность…
– Не надо мне про наследственность. Она-то тут при чем? – наседал на него Кроули. – Посмотри на Сатану. Создан ангелом, вырос Главным Врагом. Если уж говорить про генетику, можно с таким же успехом утверждать, что малыш вырастет ангелом. В конце концов, его отец в прежние времена занимал немалый пост в небесах. Так что говорить, что он вырастет демоном только потому, что его папаша демоном
– А без не встречающего сопротивления сатанинского влияния…
– Ну, в худшем случае Преисподней придется все начать заново. И у Земли будет по меньшей мере еще одиннадцать лет. Стоит того, чтобы попытаться, а?
Азирафаль снова задумался.
– Так ты говоришь, в самой природе ребенка не заложено зла? – медленно проговорил он.
– В нем заложена
– Думаю, следует попытаться, – сказал ангел. Кроули одобряюще кивнул.
– Договорились? – спросил он, протягивая руку.
Ангел осторожно пожал ее.
– Это наверняка будет поинтереснее, чем возиться со святыми, – сказал он.
– И в конечном итоге, это все для его же блага, – сказал Кроули. – Мы этому младенцу будем как крестные отцы. Можно сказать, будем руководить его религиозным воспитанием.
Азирафель просиял.
– Ты знаешь, мне это даже в голову не приходило, – сказал он. –
– Это не так страшно, – заметил Кроули. – Когда привыкнешь.
Ее звали Ала Рубин. Сейчас она торговала оружием, хотя это начинало ей приедаться. Она никогда не занималась одним и тем же делом слишком долго. Три, ну максимум, четыре сотни лет. Нельзя же всю жизнь идти по одной проторенной дорожке.
Ее волосы были настоящего медного цвета, не рыжего, и не рыжеватого, но глубокого цвета гладкой меди, и она носила их длинными, так что локоны спускались до пояса, и за эти локоны мужчины были готовы на убийство, и нередко решались на него. У нее были удивительные глаза – оранжевые. На вид ей было лет двадцать пять, и она оставалась такой очень, очень давно.
У нее был пыльный, кирпично-красного цвета, фургон, набитый самым разнообразным оружием, и просто невообразимый талант пересекать на этом фургоне любую границу мира. Она направлялась в маленькую страну в Западной Африке, где как раз шла не имеющего особого значения гражданская война, чтобы доставить туда свой товар. В результате не имеющая особого значения гражданская война могла, при определенном везении, стать войной, имеющей особое значение. К несчастью, ее фургон сломался, причем так, что даже она не могла его починить.
А она, в эти-то дни, отлично умела обращаться с техникой.
В данный момент она стояла в центре города[13]. Город, о котором идет речь, был столицей Кумболаленда, одной африканской страны, в которой не было войн вот уже три тысячи лет. Одно время, лет тридцать из этих трех тысяч, эта страна именовалась Сэр-Хамфри- Кларксон-лендом, но поскольку в ней не было абсолютно никаких полезных ископаемых, а ее стратегическое значение не превышало стратегического значения связки бананов, ее переход к независимости совершился просто с неприличной быстротой. Кумболаленд был бедной, и, безусловно, на редкость скучной, но зато мирной страной. Племена, населявшие его, жили дружно и вполне счастливо, и давным давно перековали мечи на орала; в 1952 году, правда, на главной площади столицы подрались пьяный погонщик скота и не менее пьяный похититель скота. Эта драку вспоминали и по сей день.
Ей было жарко. Она зевнула, обмахнулась широкополой шляпой, бросила неподвижный фургон посреди пыльной улицы, и отправилась в бар.
Она купила банку пива, проглотила ее одним глотком и широко улыбнулась бармену.
– Моему фургону нужен ремонт, – сказала она. – Есть здесь кто-нибудь, с кем это можно обсудить?
Бармен улыбнулся в ответ – широко, белозубо, роскошно. На него произвел впечатление ее способ употребления пива.
– Только Натан, мисси. Но Натан уехал в Каунду, к тестю на ферму.
Она взяла себе еще пива.
– Значит, Натан. Не знаешь, когда вернется?
– Может, через неделю. Может, через две. Дорогая мисси, этот Натан, он бездельник и плут, а?
Он наклонился к ней через стойку.
– Мисси ездит одна? – спросил он.
– Да.
– Опасно, а? На дорогах нынче странные люди, плохие люди.
Ала подняла бровь. Бровь была безупречна.