восхищение. Подумайте, дуры, – расслабленно откинулся он на спинку кресла. – Много ли людей летает частными самолетами? А бьются эти самолеты постоянно. Кого это может зацепить? Не рыдаете же вы над информацией о жертвах дорожных происшествий. Ну продадите вы пленку с записью того, как расправились с первым трэш-реалистом, подчеркиваю, с
Калинин глянул в иллюминатор.
– Ну сама подумай, Марта, кому интересна история о пропавшем с экранов локаторов маленьком частном самолете? Если я исчезну... вместе с вами... помнить будут меня... Первый трэш-реалист исчезает в небе! В этом что-то есть... Но думать надо, думать! – заорал он. – Из-за того, что мы летим так далеко от мировых столиц, отсутствует внешнее напряжение...
Он засмеялся:
– Кто проводит меня в туалет?
Марта молча кивнула. Отступила на шаг.
– От тебя несет потом, пора переодеться, Марта.
Пошатываясь Калинин прошел в хвост самолета.
Секьюрити его нисколько не занимали, но смотреть на фотомодель было противно. Голое мясо. Раздетое, скрученное. Холеное, но безмозглое. А бравые секьюрити в крепкой отключке. Их опоили. Чем? Какая разница? Опасность нас ждет везде. Марта и Кандализа... или как там ее? Гленда... Ну да, Гленда... Они опоили ребят. С них станется, что у них и пилоты под кайфом... Как всегда, надеяться надо только на самого себя и на этих дур. Да, на них. Именно на них. Чужая глупость – самый удобный инструмент. Любительницы.
Он встал над унитазом.
– Не закрывайте дверь, Алекс.
Работающая камера... Девчонкам везет...
В галерее я снимал мобильником. Специально подготовленным, но все же мобильником. А по поводу безопасности... Да где нынче безопасно? Существуют ли безопасные уголки?
– То, что ты сейчас делаешь...
Калинин обернулся и демонстративно, в камеру, затянул молнию на брюках.
– То, что ты сейчас делаешь, Марта... это работа не художника, тем более, не трэш-реалиста... Это ремесло папарацци. Низменное скучное ремесло. На то, как я мочусь с восторгом будут смотреть сетевые недоноски с атрофированными мозгами, но отнюдь не ценители искусства.
– А что бы вы сделали?
– Что бы я сделал? – он хмыкнул.
Ага, хмыкнул он, кажется, они уже на крючке.
Я не сомневался, что так получится, хмыкнул он про себя. Я вам покажу, что бы я сделал на вашем месте. В конце концов, эта запись может мне пригодится. В резерве всегда следует держать что-то неожиданное.
– Что бы я сделал?
Он тяжело опустился в кресло.
В голове мутилось. Надо бросать пить.
Телохранители в отключке, голая овца сопит в беспамятстве.
– Кто, кроме нас, находится в самолете?
– Только два пилота. Они ничего не знают, но они работают на нас.
– И вас двое. Да? Слишком много исполнителей. Для художника любое дробление смертельно.
– Пилотов мы уберем.
– Все равно вас две штуки здесь.
– На что вы намекаете, Алекс?
Стюардессы ревниво переглянулись.
– Отлично понимаете на что я намекаю, – ухмыльнулся Калинин. – Сперва вы убираете пилотов, так? Разумеется, на земле. Или вы умеете сажать самолет? Ага, наверное, умеете. Хорошо. Но потом вы сыграете друг против друга. И кто выиграет?
Стюардессы переглянулись:
– Не надейтесь, что это будете вы, Алекс.
– Чем вы опоили моих телохранителей?
– А как нам выгоднее отвечать?
– Правдиво.
– А почему правдиво?
– Правду легче подавать.
– А она останется при этом правдой?
– Вряд ли. Но в этом вся прелесть. Вы что, действительно дуры?
– Не ругайтесь, Алекс. Зачем вы при нас ругаетесь?
– Чтобы вы лучше запомнили происходящее.
– Значит, Алекс, вы хотите нам помочь?
– Если вы убедите меня.
– А разве вам не страшно?
– А что должно меня страшить?
Стюардессы переглянулись.
Потом Марта коротко произнесла:
– Смерть.
Он засмеялся
Он вспомнил, где уже слышал такое.
Ну да, однажды в Москве... Писательский клуб, выступление якута-поэта... Поэта спросили: «Кто ваш босс?» Тогда и последовал ответ: «Смерть!»
– Марта, тебе, часом, не доводилось читать стихов Августа М.?
– А кто это? – удивилась стюардесса.
– Последний якутский гений.
– Что значит
– Страна такая.
– А-а-а...
– Но пишет этот поэт на французском?
– Почему? Вы сами говорите, что он живет далеко от Франции.
– Потому что любит Париж. Потому что не любит Якутию. Что в этом непонятного? А еще потому, что символом мирового искусства он считает лепру.
Калинин поднял бокал, поболтал остатки коньяка.
– Лепра... Проказа... Слышали про такую болезнь?
Стюардессы переглянулись.
– Мы вас не понимаем, Алекс.
– Ну вот. А взялись мною руководить. Лепра – это смерть. Она всех уравнивает. Перед нею все равны. Белый и черный, католик и мусульманин, мужчина и женщина. Лепра не выбирает, она поражает всех. Она вездесуща, она смертельна, она стремительна, как... как трэш-реализм... – нашелся Калинин. – И она всем
