жизнь?
Мирьям тяжело в который уже раз слушать эту горестную исповедь. Она подходит к окну, смотрит на улицу. К дому, сутулясь, бредет какой-то глубокий старик. Господи! Так это ведь Захар Исаакович, бывший мебельный король! Неужели это он, тяжело переступая ногами, подходит к дому? Теперь это щуплый старичок с поредевшей неопрятной бородкой, похожей на старую тряпку… Так распорядилась судьба – теперь дела его совсем плохи.
Часть мебели разворована, а что осталось – конфисковали. Мало того – одно время Захар Исаакович всерьез опасался ареста. Хорошо еще, власти поверили, что не держал наемных работников, не сосал крови трудящегося народа. В конце концов, оставили старого мебельщика в покое, отпустили душу на покаяние. Но зачем ему теперь эта душа? Помимо души человеку нужна семья, дети, нужен хлеб, чтобы кормить и воспитывать осиротевшего ребенка… Да, много горя поселилось в домах нашего городка в последнее время.
Автор, как и его герои, едва сдерживает слезы. Захар Исаакович – житель местечка, как и остальные, он терпеливо пьет свою чашу горестей. Не сидит без дела, пытается подзаработать, крутится, вертится, старается бороться с горем и с собственными страхами… Но где взять справедливость? Для новой власти он наполовину буржуй; повсюду его преследует подозрительный взгляд, угрожающий палец и железный кулак ужасной революции.
В те дни суровые чекисты ходили по домам с обысками и конфискациями, забирали в пользу революции деньги, золото и драгоценные камни. Пришли и к Шмуэлевичам – нашли, у кого искать! Ну и что? Увидели сиротку Рохеле, заплаканную бабушку, Захара Исааковича, ставшего тенью того, каким он когда-то был, произвели поверхностный
Да, нет уж того Захара Исааковича – любителя смачных анекдотов, хорошей выпивки и дорогих сигар. Ураган пронесся по местечку, все перевернул, всех разметал, сбил с ног и не таких, как Захар Исаакович. В 20-м году в городке укрепилась власть красных, и состоятельные жители, спешно ликвидировав свои мелкие промыслы и предприятия, тряслись по углам, как мыши. Именно в те страшные дни Захар Исаакович собственноручно сжег оставшуюся в его магазине мебель и даже бросил в огонь чудную детскую коляску маленькой Рохеле. А что ему оставалось делать? Когда в обществе сотрясаются основы, еврею лучше не высовываться.
С тех пор Рохеле спит в простой плетеной кроватке; из всех членов семьи она одна не чувствует коренных жизненных перемен, если не считать внезапного исчезновения матери. Малютка еще понятия не имеет о творящихся в мире безумствах. Их совершают, в том числе, и во имя нее, Рохеле – для того, чтобы, как
Под эти разговоры – легка на помине – проснулась Рохеле. Малка Зиновьевна выходит на кухню сварить ребенку картофельное пюре. Мирьям с нежностью берет девочку на руки, одевает ее, целует, шепчет ласковые слова… Сотни лет еврейские девушки следовали традициям своего народа, и Мирьям тоже была звеном в этой цепочке. Вот и сейчас, сама еще девочка, никогда не державшая на руках ребенка, она сразу же верным чутьем нашла дорожку к сердцу маленькой Рохеле…
Потрясенный Шоэль смотрел на ребенка, и к горлу подкатывал ком… Когда-то он тоже приходил в этот дом, как в свой родной. Здесь кипела жизнь, цвела юность, улыбалась пленительная Фаня, музыкальный слух которой вызывал нервный тик у носатого Шахны Марковича… Бедная, бедная Фанечка, любительница вольных шалостей, – подумаешь, великий грех – целоваться с мальчиками в лунные ночи!.. Воспоминания чередой бегут перед глазами Шоэля, охваченного жалостью к ребенку, к раздавленной семье, к порушенному дому. Захар Исаакович, как заведенный, ковыляет по комнате, шаркая своими прохудившимися башмаками. Боже, какая тягостная и невеселая старость выпала на его долю!
На лестнице слышатся шаги – это Зяма вернулся со своей мельницы. Вот друзья и встретились; они стоят, взявшись за руки и разглядывая друг друга. Залман улыбается, но лицо его безрадостно, что-то потухло в человеке, вольный ветер жизни уже не мечется, как когда-то, в его печальных глазах. Как трудно начать разговор… но вот неловкий момент преодолен, и Залман понемногу оживляется.
Малка Зиновьевна зовет гостей к столу, но Шоэль и Мирьям отказываются от приглашения – они ведь только что отобедали дома. Бабушка ставит перед Рохеле мисочку картофельного пюре, слегка разбавленного маслом и молоком. Остальные члены семьи довольствуются пшенным супом и кашей – тоже пшенной. Немного однообразно, но в те времена в России многие могли лишь мечтать о таком обеде. Зяма приканчивает свою пшенную трапезу, затем друзья выходят на улицу.
День клонится к вечеру, наступает время вечерней молитвы. Где-то далеко мычат по дороге в хлев коровы, слышатся тихие голоса – голоса летней природы. Шоэль, Мирьям и Зяма направляются к Мише Зильберу. И снова происходит встреча старых друзей – ребята обнимаются, хлопают друг друга по плечам, говорят оживленно и громко. Миша так расчувствовался от радости, что заикается еще сильнее. Его отец – золотых рук часовщик Перец Зильбер, по-прежнему тих и неприметен, а мать – такая же простая и скромная труженица, которая всю жизнь без жалоб и ропота тащила на себе весь дом.
Кроме Миши у Зильберов две дочери – Лиля и Этель. Старшая, Лиля, уже вышла замуж и живет теперь в Новгород-Северском. Этель – сверстница Мирьям – высокая стройная девушка с голубыми глазами, светловолосая, как и все Зильберы. А вот мы видим отца, Переца Зильбера, который склонился над крошечными тисками. Он вынимает из левого глаза увеличительное стекло, и по лицу его расплывается широкая приветливая улыбка.
Голубые глаза Этель смотрят на пришедших с доброжелательным любопытством. Эстер, хозяйка дома, радостно всплескивает руками: «Шоэль!» В комнате находится еще одна девушка. Это Лея Цирлина, ни капельки не изменившаяся за прошедший год: ее глаза все так же смотрят только в одном направлении – на Мишу.
– Как ты вовремя появился, Шеилка! Скоро придет Йосеф!
Кто он, этот незнакомый Шоэлю Йосеф? И почему все так радостно возбуждены? Эстер повязывает свежий передник, ставит на стол чайные стаканы и полную сахарницу с настоящим, заметьте, кусковым сахаром! Это год начала НЭПа, люди уже понемногу поднимают голову, вытаскивают из тайников нуждающиеся в починке часы, так что Перец Зильбер все чаще и чаще вставляет в глаз свою лупу.
Эта кропотливая работа под силу далеко не каждому: исправление пружинок и маятников, разборка крошечных механизмов, их чистка и смазка – требует тончайшего мастерства и точных рук Переца Зильбера. Хорошо что его работа снова начала приносить кое-какой заработок. Старые друзья сидят за столом, пьют чай и оживленно беседуют. Даже мрачный Зяма принимает участие в разговоре. Приходят еще несколько незнакомых Шоэлю парней и девушек. Шоэль удивляется: это становится похоже на собрание.
Но вот, наконец, появляется и долгожданный Йосеф Ханков, специально приехавший сюда из столицы. Молодежь переходит в другую комнату, закрываются оконные ставни. Да, это действительно тайная встреча! А Йосеф, оказывается, – ни кто иной, как посланник от организации
В углу комнаты стоит граммофон с заигранной пластинкой. Это важная деталь конспирации – при появлении чужака граммофон захрипит, издавая скрип иглы и звуки краковяка, а молодые сделают вид, будто собрались на танцы. Йосеф начинает свою речь, все затихают. Этель Зильбер не сводит с молодого человека своих голубых глаз – что ж, взрослеют наши девочки, к тому же на Йосефа так приятно смотреть. Но не будем отвлекаться – давайте-ка лучше послушаем его.
Ханков говорит, что те, кто твердо решили уехать, должны, прежде всего, освоить какую-нибудь специальность. Организация скоро получит сертификаты – так называются разрешения, позволяющие официально въехать в Палестину. Кроме того, существует возможность попасть туда нелегально. Но и в том, и в другом случае каждый халуц обязан освоить какую-нибудь практическую специальность – лучше всего
