Далее значилось:
«Действующие лица:
Антон Антонович Сквозник-Дмухановский, предисполкома N-ского уезда.
Анна Андреевна, жена его.
Мария Антоновна, дочь его.
Лука Лукич Хлопов, завнаробразом.
Жена его.
Аммос Федорович Ляпкин-Тяпкин, начфинуправления.
Артемий Филиппович Земляника, завкультпросвета.
Иван Кузьмич Шпекин, начпочтоуправления.
Петр Иванович Добчинский —
Петр Иванович Бобчинский —
Иван Александрович Хлестаков, жулик.
Осип, прислуга его.
Христиан Иванович Гибнер, уездный врач.
Степан Ильич Уховертов, начальник уездной милиции».
Исполнители ролей Андрея не заинтересовали, потому как не были ему известны.
Появилась Полина в платье модного желтого цвета, с романтической прической.
– Привет! Устроился? – улыбнулась она.
– Знакомлюсь с действующими лицами, – кивнул Андрей.
– Сейчас начнут. Натали ходит жутко нервная.
Дали третий звонок, последние зрители заняли места. Вдруг по залу пронеслось: «Смотрите, кто в ложе-то!» Десятки голов обернулись в сторону «царской ложи», Андрей и Полина тоже поддались общему интересу.
В ложу входил Черногоров.
– Вот так фокус! Папа явился, – невесело усмехнулась Полина.
Кирилл Петрович был без провожатых, в сером цивильном костюме. Он дружелюбно улыбнулся, сел и уставился на занавес.
– Ему что, отправили приглашение? – спросил Андрей.
– Папуля в них не нуждается, ему и без приглашений везде рады, – бросила Полина и отвернулась к сцене.
Наконец погасили свет, прозвучали фанфары, занавес поднялся, и на ярко освещенном пятачке зрители увидели группу людей в полувоенных френчах: Городничий – предисполкома собирался сообщить соратникам «пренеприятнейшее известие». Городничий, как и его свита, были вполне гоголевскими, только в советском коленкоре. Над ними, в окружении алых полотнищ, висел огромный портрет предисполкома Сквозник-Дмухановского со свирепым выражением лица…
Текст мало чем отличался от оригинала, разве что дореволюционные выражения и термины были заменены современными. Актеры играли отменно, чувствовались профессионализм и воодушевление. Особенно хорош был начфинуправления Ляпкин-Тяпкин, типичный бюрократ с верноподданническими глазками. Поддерживая рассуждения Городничего насчет «грешков», Ляпкин-Тяпкин, следуя сценарию, заметил: «…Грешки грешкам рознь. Я говорю вам открыто, что беру взятки, но с кого взятки? С нэпманов! Это совсем иное дело, они не люди, не пролетарии, они и созданы-то для того, чтобы с них брать!» Реплика вызвала веселый смех зрителей, послышались выкрики: «Правильно! А что с пролетария взять?»
Хлестаков оказался развязным малым с рыжими вихрами, в клетчатых брючках-гольф. Говорил он, цокая языком и нелепо жестикулируя.
Занимателен был и конец второго действия. Городничий предложил Хлестакову осмотреть инвалидные дома и больницы, все то, что у Гоголя называлось «богоугодными заведениями». Как и положено, Хлестаков согласился, сцена со скрипом повернулась – и взору публики явилась стоявшая задом к залу пролетка.
Городничий с Хлестаковым сели, из-за кулис раздался цокот копыт. Тут справа и слева от пролетки показались празднично одетые парни и девчата с флажками в руках. Задорно грянул оркестр, и массовка понеслась в танце. Танцоры пробегали мимо пролетки, махали флажками и приветствовали Хлестакова. Лица их выражали безмерное счастье. Они добегали до авансцены и исчезали за кулисами, чтобы вновь появиться из глубины зала. По замыслу режиссера, круговорот имитировал движение экипажа, а пляшущая толпа изображала радость местного населения от вида столичного ревизора.
Во втором действии глазам публики предстали жена Городничего, разодетая как «роковая женщина», и его дочь, выглядевшая как провинциальная идиотка. При представлении ей Хлестакова Анна Андреевна так повела бедрами и закатила глаза, что зал захохотал…
Третье действие завершилось порывистым танцем группы в черном и красном трико. Занавес опустился, объявили антракт.
– Что скажешь? – спросила Андрея Полина.
– Отлично. Мне понравилась игра. Да и новая трактовка пьесы недурна.
– Некоторые персонажи вполне реальны – Анну Андреевну, например, писали с жены зампредседателя совнархоза Сахарова, дамы, известной своей скандальной репутацией. Под Ляпкиным-Тяпкиным мыслился Чеботарев, заведующий детским домом, – со смешком пояснила Полина.
– Выходит, что Городничий – сам Луцкий? – удивился Андрей.
– Нет, совпадения не так прямолинейны. Образ Городничего собирательный.
– А ну как они себя узнают?
– Пусть узнают. Сахаровой хуже не будет, а к Чеботареву давненько органы присматриваются, о его воровстве легенды ходят, – сообщила Полина.
– Понятно. Пойдем в фойе? – предложил Андрей.
– Иди один, я посмотрю Наташу, – спохватилась Полина и пошла за кулисы.
Рябинин выбрался в переполненный вестибюль. Зрители бурно и восторженно обсуждали спектакль. Было душно, и Андрей направился в буфет.
Там пили пиво «Музы». Лютый размахивал кружкой и громко хвалил Решетилову, «бабу сумрачную, но талантливую». Самсиков кричал об «ощутимом ударе по бюрократизму» и бессмертии творений Гоголя. Левенгауп что-то оживленно обсуждала с Сакмагоновым, прогуливаясь с ним под руку туда-сюда. Завидев Андрея, она ласково улыбнулась, кивнула и показала глазами на Николая Михайловича, давая понять, что занята.
Рябинин заказал кружку пива и вдруг увидел Меллера, стоявшего в дверях. Лицо его было сосредоточенным и строгим. Наум подошел к приятелю и сухо сказал:
– Привет. Как спектакль? Хорошо? Я, знаешь ли, забежал по делу, – Меллер вытащил из кармана конверт. – Вот, приглашение на мой спектакль… Последний. Будь непременно, обещай! Можешь взять свою Полину… Ну, я пойду, мне еще с ребятами поговорить нужно.
Андрей ничего не понял и, пожав плечами, раскрыл приглашение. Внутри конверта был листочек с написанным от руки текстом:
В субботу, 24 мая 1924 г.
состоятся ПОХОРОНЫ кинематографиста
Н. Меллера и его произведений.
Сбор – в изостудии И.А. Землячкина,
ул. Физкультурников, 12-Б, в 18.00.
Явка – строго по билетам
(билет действителен на два лица).
Рябинин усмехнулся, прикидывая, что еще за шутку вздумал учинить Наум, но тут раздался звонок, и он поспешил в зал.
Полина уже вернулась на место.
– Какова реакция зрителей? – нетерпеливо спросила она.
– Восторженно-одобрительная, – ответил Андрей.
– Я так и думала. «Театральные» уже забегали поздравить Нату с успехом. На банкет останешься?
– Честно говоря, не хотелось бы. Я, Полиночка, знаком с Натальей мельком, среда театральная для
