когда он расслабляется, не скрывает свои чувства, с друзьями, например.
– Наверняка, «снежок»[12] пользует, – отмахнулась Наталья.
– Вряд ли.
– Ты просто ревнуешь Андрея к другу, – вздохнула Решетилова. – Мужчинам необходимо общаться и иметь свои маленькие секреты. Как, впрочем, и нам. А в своих разногласиях Рябинин, я уверена, разберется сам. Он мужчина взрослый. Природа друзей бывает разной. У моего папы тоже имеются не совсем приятные знакомства, и что? Приходится мириться. Намедни вот телеграмму из Москвы получили – завтра приезжают две персоны. Не хочет их мой родитель видеть, а все ж принимать придется. На мне – праздничные ужины, обеды и бестолковые салонные разговоры. Публика-то заявится старомодная, по-стариковски пошленькая.
Наталья поглядела в окно:
– Ой, а почему у тебя гардин нет? – испугалась она.
– Только заметила? – рассмеялась Полина. – Даша закатила большущую стирку.
– Жутковато, в третьем этаже – и без гардин. Звезды прямо в комнату лезут, – пробормотала Решетилова. – Ясно-то на воле как! Наверняка к морозу.
Она прислушалась к бою часов в гостиной:
– Сколько уже?
– Десять, – сверившись с наручными часами, ответила Полина.
– Пора! – поднялась Наталья. – На выходных забегу, договорим.
Анастасия Леонидовна лежала на постели и искоса наблюдала за мужем. Кирилл Петрович в халате и туфлях на босу ногу сидел у стола и проглядывал газеты.
– Ну как? Все проштудировал? – не выдержала Анастасия Леонидовна.
Черногоров оторвался от чтения и с улыбкой поглядел на жену:
– Хочешь поговорить?
– Давно пора.
Кирилл Петрович пересел на кровать:
– Вижу-вижу, еще с ужина собираешься.
– Да нет, намного раньше.
– Изволь, Настенька, я – весь внимание.
Анастасия Леонидовна подняла повыше подушку и устроилась поудобней.
– Речь вот о чем. Меня не на шутку тревожит то приподнятое настроение, в котором ты пребываешь последнее время.
– Вона как! – хмыкнул Черногоров. – Хорошее настроение стало дурным тоном?
Жена нетерпеливо поморщилась:
– Прошу, не перебивай. Дело, собственно, не в настроении как таковом, а в том, чем оно вызвано.
– И чем же, позвольте спросить?
– Тем, что происходит вокруг, – сильно волнуясь, заговорила Анастасия Леонидовна. – События последних дней не могут вызывать бурной радости у человека нормального! Они должны вызывать только тревогу. Ты же – летаешь, будто на крыльях, веселишься…
– Не волнуйся, Настенька, я немедленно объяснюсь, – мягко прервал жену Кирилл Петрович. – Не так давно в губернии происходили события, которые внушали серьезные опасения. И вот все наши беды разрешились (и в деревне, и по рабочему вопросу, и в отношении проворовавшихся бюрократов). Разве могу я не радоваться благополучной развязке ситуации? Как еще должен реагировать на добрые вести нормальный человек?
– Если говорить о каждом вопросе в отдельности, – может быть, – согласилась Анастасия Леонидовна. – Я же хочу обратить внимание на общую атмосферу. Губком и особенно ГПУ в твоем, Кирилл, лице действуют совсем неподобающими методами!
– Это какими же? – вскинул брови Черногоров.
– Жандармскими. Методами, которые порочат народную власть. И при этом ты еще и радуешься!
– А ну-ка, голубушка, объяснись! – сквозь зубы процедил он. – Ты бросаешь мне тяжелые обвинения. Разговорчик-то у нас, хоть и к ночи, получается официальный!
– Ах вот как! – воскликнула Анастасия Леонидовна.
Она встала с постели и уселась на оттоманку.
– Место и время для серьезного разговора, конечно, неподобающие, – запахнув поглубже халат, сказала Анастасия Леонидовна, – однако в другой раз я могу не решиться. Итак, товарищ Черногоров, полномочный представитель ОГПУ, член бюро губкома и прочая, к вам обращается гражданка Черногорова, член губернской комиссии партийного контроля, коммунист с 1898 года. Позволю вам заметить, что любые государственные меры, будь то в политической, хозяйственной или иных общественных сферах, надлежит согласовывать с принципами человеческой и партийной морали. Ваши действия, как и действия товарища Луцкого, отдают запашком буржуазного лавирования и казарменного деспотизма. Поясню: с пролетариатом вы заигрываете методом уверток и подачек, суть – по-капиталистически; мальчишек-горлопанов из «Союза марксистов» давите что есть силы, будто они контрреволюционеры. В основу революционной демократии положены гуманистические принципы свободы, равноправия, социальной справедливости и прогресса. Большевики принесли России и всему миру высоконравственный идеал самого справедливого общества. Разве можно строить основанный на новой нравственности коммунизм безнравственными методами?
Анастасия Леонидовна вопросительно посмотрела на мужа. Кирилл Петрович оперся локтями о колени и тяжело вздохнул:
– Ты, Настя, права лишь теоретически. На практике построение нового общества встречает массу преград, поэтому властные структуры вынуждены решать ряд задач тактического, так сказать, свойства. События последних месяцев сплелись в единый клубок, и кое-кто даже стал поговаривать о кризисе Советской власти. Любая неосторожность, любой лукавый соблазн еще недавно могли взорвать общество. Именно по этой причине мы изолировали «марксистов». Молодежь всегда радикальна, и дай ей волю – наломает таких дров, что с ума сойдешь! За молодежью необходимо приглядывать, давать советы…
– …И сажать! – вставила Анастасия Леонидовна.
– Изолировать, – с улыбкой поправил Черногоров. – Дабы не смущать соблазном своеволия остальные нестойкие умы. Кроме того, под суд пойдет не весь «Союз», а лишь часть координационного совета – двенадцать человек, особо активных и непримиримых.
– Не лучше ли вызвать в ГПУ отцов этих псевдореволюционеров и попросить их просто выпороть своих чад за несдержанность? – недоуменно пожала плечами Анастасия Леонидовна.
Кирилл Петрович покачал головой:
– Выпорем сегодня, завтра. А потом? Они ведь не обычные хулиганы. У «марксистов» имеется программа, боевой отдел. Разработан даже схематичный план действий в условиях так называемой «революционной ситуации». Каково?
– Это похоже на игру, – махнула рукой Анастасия Леонидовна. – Мальчишки всегда создавали тайные военизированные общества. Помню, у соседей, в мужской гимназии, ребята играли в масонов и «Общество варягов-спасителей». Не хочешь ли ты поставить наивных «марксистов» в один ряд с народовольцами?
– Да нет конечно! – расхохотался Черногоров.
– Вот-вот, самому смешно, – горестно усмехнулась Анастасия Леонидовна.
– Пока, Настенька, пока смешно! – погрозил пальцем Кирилл Петрович. – Неизвестно, кого могут увлечь пусть бестолковые, но безответственные речи «марксистов»!
– То есть – сразу под корень?
– А как иначе?
– Именно в этом и состоит безнравственность подобной политики. В своей «погоне за контрой» вы, товарищи чекисты, дошли до беготни за призраками. Скоро врагов будете под микроскопом искать…
И не надо, Кирилл, делать удивленные глаза. Кто виноват в потасовке у могилы фабриканта Поротина? Только, умоляю, не говори, что рабочие! Зачем на похороны явились милиция и твои агенты? Почему они ввязались в пусть странный, но абсолютно не контрреволюционный обряд? Ведь именно эта стычка и стала поводом к всегородской забастовке!
– Ну, здесь – перемудрили, верно, – буркнул Черногоров. – Я, признаться, сам не знал, что мои олухи
