– А хоть и ещё.
Ой-й, в-весело!!
КАК ЛЮБОВЬ ДА СОВЕТ, ТАК И НУЖДОЧКИ НЕТ
37
– …Швейцарское правительство – управляющее делами буржуазии…
“Кегель-клуб” – из насмешки: что не будет толку с их политики, а много шуму.
– …Швейцарское правительство – пешка военной клики…
Но и сами усвоили название с удовольствием: будем сшибать мировых капиталистов как кегли!
(Он – воспитал их. Он излечил их от религии. Он внедрил в них понимание насилия в истории.)
– …Швейцарское правительство бесстыдно продаёт интересы народных масс финансовым магнатам…
Это уже несколько лет как завёл Нобс – дискуссионный стол в ресторане, на площади Штюссихоф. Собирал молодых, активистов. Постепенно стал ходить сюда и Ленин.
(В этой чванной Швейцарии – сколько унижений надо перенести. Бернские с-д вообще смотрели на Ленина свысока. Переехавши в Цюрих прошлой весной, собирал было русских эмигрантов, лекции им читать, – растеклись, не ходили. Тогда перенёс усилия на молодых швейцарцев. Казалось бы, в 47 лет обидно: вылавливать и обрабатывать безусых сторонников по одному, – но не надо жалеть часов и на одного, если отрываешь его от оппортуниста Гримма).
– …Швейцарское правительство раболепствует перед европейской реакцией и теснит демократические права народа…
Простоватый широколицый слесарь Платтен (слесарь – для большей пролетарности, а, руку сломав, чертёжником стал) по ту сторону стола. Он – вбирает, всем лицом вбирает говоримое, такое трудное. Напряжён лоб его и в усилии собраны пухлые мягкие губы, помогая глазам, помогая ушам – слова не пропустить.
– …Швейцарская социал-демократия должна оказать полное недоверие своему правительству…
Удлинённый стол – на хорошую швейцарскую компанию. Без скатерти, обструганный, с ямками выпавших сучков, локтями и тарелками обшлифованный лет за сто. Поместились просторно все девятеро, на двух лавках, и ещё одно место отобрано столбом. Кто с малой закуской, кто с пивом – для ресторанной видимости, да швейцарцы и не умеют иначе, и каждый платит за себя. А со столба – фонарик.
Самое энергичное лицо, треугольное, удлинённое, – у Вилли Мюнценберга, эрфуртского немца – под распавшимися набок непослушными волосами. Он воспринимает легко, ему этого мало даже, беспокойными длинными руками он протянулся бы взять ещё, он на митингах и сам это звонко выкрикивает.
(Повезло в Цюрихе с молодыми. Сейчас их шестеро здесь – и всё вожди молодёжи. Не то что в Четырнадцатом: посылал Инессу к швейцарским левым – Нэн рыбу ловил, а Грабер белъё вешал, жене помогал, и никому нет дела).
– …Надо научиться не доверять своему правительству…
Ленин – на углу, у столба, столбом прикрыт его бок. А Нобс – осмотрительный, вкрадчивый кот – на другом дальнем углу, искоса. Подальше от опасности. Сам это всё затевал – не сам ли теперь жалеет? По возрасту – он с ними, тут все вокруг тридцати, но по партийным постам, но по солидности и даже по животику – отошёл, отходит.
Над каждым столом – фонарь своего цвета. Над “кегель-клубом” – красный. И аловатый цвет на всех лицах – на крупной открытости Платтена, на чёрном чубе и крахмальном воротнике фатоватого уверенного Мимиолы, на растрёпанной нечёсанной курчавости Радека с невынимаемой трубкой и никогда не закрытыми влажными губами.
– …В каждой стране – возбуждение ненависти к своему правительству! Только такая работа может считаться социалистической…
(Только над молодёжью и стоит работать, здесь нет унижения, это дальновидность. Впрочем, не стар и Гримм, на 11 лет моложе Ленина, но – схватился уже за власть. Не глуп, а не поднимается до теории. Вооружённого восстания не хочет, а что-нибудь левое клюнуть ему хочется. Когда в Четырнадцатом Ленин въехал в Швейцарию именем Грёйлиха и устроился здесь поручительством Гримма – виделся с ним, проговорили полночи. Тот спросил: “А что б вы считали нужным в положении швейцарских с-д, вот сейчас?” Щупая, на что он способен, блеснул ему: “Я бы – провозгласил немедленно Гражданскую войну!” Перепугался. Да нет, подумал – шутка…)
– …Нейтральность страны есть буржуазный обман и пассивное подчинение империалистической войне…
В мускульных сдвигах, в мучительном усилии платтеновский лоб, и в усилии и растерянности глаза. Как это трудно, как это трудно – постигать великую науку социализма! Как не складываются грандиозные формулы с твоим ограниченным скудным опытом. И война – обман, и нейтральность – обман, и нейтральность – всё равно что война?… А на товарищей покосишься – всё понимают, и стыдно признаться, и делаешь вид.
(А это – не легкомысленная фраза была: по дороге через Австрию он всё это выносил воодушевлённо, в Берне закрепил как тезисы, потом перелил в Манифест ЦК, потом отстоял в лозаннской публичной схватке с Плехановым. Можно тысячу раз знать марксизм, но когда грянет конкретный случай – не найти решения, а кто находит – тот делает подлинное открытие. Осенью 1914, когда 4/5 социалистов всей Европы стали на защиту отечества, а 1/5 робко мычала “за мир”, – Ленин, единственный в мировом социализме, увидел и всем показал: за войну! – но
Кружка пива и перед Лениным, хоть терпеть не может он этот тип – швейцарских политиков за пивным столом, но таков обряд. Вронский – сонный, как всегда, не возмутимый ничем. А Радек, чёрные бачки круговые от уха до уха пропущены под подбородком, в очках роговых, со взглядом быстрым, зубы торчат из-под верхней губы, и перекладкой, и перекладкой вечно дымящей чёрной трубки, – всё это слышал, всё это знает, тесно и мало ему, и медленно.
– …Мелкое стремление мелких государств остаться в стороне от великих битв мировой истории…
Про себя барахтается Платтен, стараясь не проявиться наружно. Очень понятна задача мировой революции – но как трудно применить её к своей Швейцарии. Ум – согласен: если миновали мировую бойню, надо не успокаиваться, надо звать в социальные бои. А душа неразумная: и как хорошо-мирно живут крестьянские дома, прилепились на горных уступах, все мужчины дома, и четырежды в лето снимаются травы с лугов, как бы ни были откосы круты, и сенным запасом полнеют до крыш высокие сараи, и полными днями с отрога на отрог перезваниваются сотни колокольцев, коровьих и овечьих, как будто горы сами звенят.
– …Узколобый эгоизм привилегированных маленьких наций…
Медлительный ход пастухов. Изредка – бич оглушительный по каменистой дороге, – и несёт его эхо за повороты холмов. Длинные, коров на двадцать, водопойные чаны под горными родниками. Перемены ветров по всколыхнутым травам, перемены туманов, курящихся над лесистыми ущельями, а когда солнце прорвёт дожди, так бывает и радуге развернуться негде, встаёт она просто столбом из горы. И на отеле
