уже обременён был необходимостью продолжать здесь свою неудачную речь, ему и этого получаса было много, а сейчас надо было переходить к самому режущему вопросу о войне, – и вот как тут проскользнуть умело?)
– На меня клевещут, будто я сторонник сепаратного мира. А я утверждаю только, что нынешняя война затеяна Николаем Кровавым и капиталистами всего мира, и новое правительство ведёт такую же разбойничью войну, в интересах тех же капиталистов. А рабочему классу эта война не нужна. Почему Временное правительство отказывается не только расторгнуть тайные грабительские договора, но даже опубликовать их? От имени России продолжают говорить люди, разжигающие войну, капиталисты, перерядившиеся в „республиканцев”. Значит, договора, заключённые царской шайкой, остаются в силе, – и мы воюем ради них? А между тем – там заключён план разделения Китая между Францией, Англией и Россией.
Закричали:
– Откуда вы это знаете?
– Фантазия!
А с тем и взорвана бомба: пойди проверь! Пока не опубликуют… На волне взрыва Ленин говорил увереннее:
– Разделение Китая! Мне точно известно. Никакого доверия не вызывает обещание правительства отказаться от аннексий: они переплетены тысячами нитей банковского капитала, и не могут отказаться от аннексий. А поэтому будут только затягивать войну. Ни с каким капиталистическим правительством нам закончить войну не удастся.
– А как вы предлагаете??
– Война может быть закончена только рабочей революцией во всём мире, и к этой революции мы призываем. Мы никогда не говорили, что войну можно кончить сразу или даже односторонне, воткнуть штык в землю, когда противник наступает. Мы не призывали сложить оружие и разойтись по домам. Войну можно кончить только путём перехода всей государственной власти в руки класса, действительно не заинтересованного в охране прибылей капиталистов. В руки Совета депутатов. Мы ещё в 1915 году говорили, что если во время войны власть перейдёт к рабочим, – мы будем стремиться к окончанию войны.
– Ну а всё-таки – как? – раздирающий крик.
Ленин не дрогнул:
– Одним из способов ликвидации войны является систематическое братание на фронте. Русские и германские рабочие и крестьяне в серых солдатских шинелях могут, по взаимному уговору, сделать дальнейшее продолжение войны невозможным. И братание – уже началось! И не только на нашем фронте. Нужна немедленная, энергичная, всесторонняя и безусловная помощь с нашей стороны – братанию солдат на всех фронтах. Такое братание – уже началось: давайте ему помогать!
Где началось? Как помогать?? А он гнал дальше:
– Скоро и в Германии большинство будет на нашей стороне.
– А если не будет??
– Наши идеи в Германии проповедовал Карл Либкнехт, и вот он сидит на каторге. Он – единственный представитель истинного социализма, остальные социалисты, к сожалению, на стороне Вильгельма.
– Так ничего и не будет??
Уверенно знал и тут:
– Если в России власть будет в руках Совета депутатов, а в Германии не произойдёт революции, свергающей Вильгельма, но это только полдела, а свергающей и немецких Гучковых-Милюковых, – вот тогда будем крепче держать винтовку против врагов нашей революции! Вот тогда мы согласны на революционную войну против капиталистов любой страны! И мы закончим её всемирной революцией, без грабежа земель и удушения народностей!
И по какому-то его знаку большевики поняли, что он кончил, и стали бешено аплодировать и топать ногами, этим очень отделяясь ото всего зала.
И Ленин уже уходил с трибуны, но председатель задержал его: тут поступили записки с вопросами. „Почему вы укрепляете единство Германии?”
– Мы не только не помогаем сохранять единство Германии, но разрушаем его, раскалывая немецких социалистов. А в России – да, мы разрушаем „внутреннее единство” рабочих с капиталистами. И пусть они сажают нас в каторжные тюрьмы, подражая Николаю II и капиталистической Англии!
„Почему вы призываете к гражданской войне?”
– Ничего подобного, – изумился Ленин. – Ни к какой гражданской войне я не призывал, а к терпеливому разъяснению добросовестным оборонцам.
„Проповедывали ли вы свои взгляды также и в Германии? Вы бы поехали со своими речами в Германию.”
– Мы и печатали, и рассылали эти взгляды по Германии.
„Почему отвоевание Курляндии вы называете аннексией?”
– Потому что если мы будем отвоёвывать назад Курляндию, то немцы захотят отвоевать свои колонии, и война фактически никогда не кончится. А пусть каждый народ решит, под властью какого государства он хочет быть. Организуйте в Курляндии совет рабочих и солдатских депутатов, и пусть он сам решит, чего хочет народ Курляндии.
Смеялись.
Ленин уменьшился в росте и спешил уйти с трибуны. Ещё огласили: „Почему вы призываете к ограблению банков?” – но уже он не возвратился отвечать.
Станкевич считал, что Ленин ничего не выиграл, – но хотелось и надо бы ему сейчас ответить. Однако прежде него – на трибуну взлетел оказавшийся тут – нервный Либер, темнобородый гном, „бундовский Демосфен” звали его свои, – и сразу заговорил быстро и страстно, так отличаясь от ленинского нудного вещания:
– Товарищ Ленин не учёл настроения всей сплочённой русской демократии, и его группа остаётся в меньшинстве. Мало говорить о пожеланиях – надо ставить вопрос так, чтобы осуществить их без гражданской войны, к которой ведёт агитация Ленина. Ленин говорит или трюизмами или выступает с ловушками, в этом и опасность его агитации. Чего требует Ленин? Вся земля, говорит он, должна быть передана в руки народа. Совершенно верно, то же самое говорят и другие политические партии. Но вождь большевиков говорит крестьянам: „Идите и забирайте эту землю немедленно.” Вот против этого мы протестуем, вот эту агитацию мы и считаем опасной и вредной. Он ведь сказал, что землю придётся отнять и у значительного числа крестьян-отрубников. Так разве он этим не призывает к гражданской войне? Да состоятельные крестьяне будут держаться за землю ещё покрепче помещиков. Звать при таких условиях на бой, не подсчитав своих сил, – значит повторить ошибки Пятого года. В том-то и ужас, что его требования не сообразуются с условиями момента и реальными возможностями. Многие возмущаются буржуазной прессой – и большевики говорят: „заберите их типографии, будем в них печатать рабочие газеты!” Это очень приятно, но, к сожалению, это невозможно. Очень приятен лозунг „экспроприация всего у буржуазии”, но не значит ли это ринуться в бой, не рассчитав сил? Буржуазия ещё достаточно сильна. Если мы начнём гражданскую войну, мы восстановим против себя либерально-демократический класс общества, с которым мы идём пока вместе. И может быть, большая часть населения захочет возвращения к старому строю. Мы не сомневаемся в честности Ленина, но его агитация расцветает как удар по революции – вот почему Исполнительный Комитет находит агитацию Ленина вредной. Понимаете ли вы, что для буржуазии агитация Ленина выгодна, и если б его не было, то вероятно она бы выдумала его?
Ленин послушал начало этого пренаглого выступления – и усмехаясь проталкивался на выход. Надо, надо перенести удар со Стеклова на Либера, Стеклов ещё не потерян для революции, мог бы стать и нашим.
А в общем речь удалась: уже мы не пугалы, не анархисты, не контрреволюционеры и не сторонники сепаратного мира.
Да, пожалуй, сроки до победы будут более длительны.
За Лениным выходили и большевики. Потянулись и солдаты, ещё с вопросами: как он относится к отправке маршевых рот на фронт?…
