— За кого вы меня приняли, товарищ капитан? — спросил Телкин в этот тупой затылок. — Вы не имеете права…
— Чего? — непонимающе откликнулся Кандыба и чуть-чуть, на секундочку повернулся к штурману. — Чего?
— Я не давал поводов оскорблять меня!
Кандыба засопел.
— Ладно, — сказал он. — Я не оскорбляю… Не назвал, значит, аэродромов?
— А вы назвали бы, товарищ капитан? — еще не прощая, спросил Телкин.
— Я! — торопливо сказал Кандыба. — Я бы им ложные сведения дал. Понял? На пустые места указал бы. Чтоб пустоту бомбили. Понял?
— А я дурее вас, наверное, — сказал Телкин, немного удивленный торопливостью совета. — Я, наверное, настоящие аэродромы указал.
— Чего? — подстерегающе спросил Кандыба. — Чего?
Телкин ощутил неприязнь к капитану.
Дурачком он прикидывается, что ли? Почему все время задает этот нелепый вопрос: «Чего? Чего?» Почему ни разу не посмотрел на Телкина прямо?
Телкин заметил, что Вавилов косится на дверь, и косится так, словно видит за глухими досками кого- то, кто внимательно и сторожко вникает в каждое слово, произнесенное здесь, в камере.
— Вы что, товарищ капитан? — напряженным шепотом спросил Телкин. — Вы что?
— А? — вздрогнул Кандыба. — Что? Что тебе?
— Слышите что-нибудь? — еле шевеля губами, спросил Телкин. — Там есть кто-нибудь?
— Где? — встревоженно покосился Кандыба.
— Там, за дверью?..
— А… Нет… Может, и есть… Я так… Значит, ты ложные аэродромы указал? Ложные, да?
Телкин не спешил с ответом. Только что ему показалось: они живут с Вавиловым одной тревогой, а теперь Вавилов отчуждался. Неприязнь к Вавилову не пропадала.
«Что же это? — смятенно подумал Телкин. — Товарищи по несчастью, а держимся, как враги! Ведь не так быть должно! Не так!»
Но было именно так, и ничего с этим поделать нельзя было, и это тяготило и словно предвещало какую-то опасность…
— Ты чего молчишь? — спросил Кандыба. — Ведь ты ложные аэродромы указал? Так чего молчишь?
— Товарищ капитан! — подавляя и неприязнь и ощущение опасности, страстно желая лишь одного — чтобы они развеялись без следа, сказал Телкин. — Товарищ капитан! Нельзя так! Нельзя!
— Чего нельзя? — быстро выглянул из-за плеча Кандыба. — Я — ничего… Ты что?
Лицо его было повернуто к штурману, но глаза блуждали по-прежнему.
— Ты что? — почти испуганно повторил он. — Боишься? Ты не бойся! Я свой!.. Понял? Свой!
Телкин растерялся. Значит, Вавилов потому себя так вел, что опасался, будто ему в чем-то не поверят? Но это у Телкина были основания опасаться, что Вавилов ему не поверит, а у Вавилова таких оснований быть не могло!..
«А почему не могло? — опалила вдруг штурмана ужасная мысль. — А вдруг майор и его?.. Вдруг и он, как я, сюда посажен?..»
Вавилов продолжал что-то быстро нашептывать лейтенанту, но Телкин не слышал, что он говорит, лишь смотрел на плечи Вавилова, на его тупой затылок, втянутый в плечи, и кровь молотом била в виски.
«Нет, нет, он же избит!.. Но и меня били… Нет, нет, ведь майор требовал выпытывать у Вавилова военные тайны… Но капитан так выглядит… Нет, нет!.. Он не выдал!.. Людям надо верить!.. Нет, не всем можно верить. Тем более здесь… Почему он ни разу не посмотрел на меня?!. И почему он засмеялся, когда я упал?.. И почему про аэродромы сразу заговорил? Почему хотел узнать, правду я сказал майору или на ложный след его толкнул?..»
Мысли сталкивались, мешали одна другой, путались.
«Схожу с ума! — с отчаянием и тоской подумал Телкин. — Схожу с ума!.. Сейчас я капитана заподозрил, а через час, гляди, себе самому верить перестану!»
Он опять попытался завязать бинт, рванул зубами узел, ничего опять не получилось, и Телкин с досады взмахнул руками.
— Ты что? Что? — донесся до него хриплый шепот. — Ты что?
Кандыба медленно отползал от штурмана, бочком, бочком отползал, перебирая толстыми руками по доскам, прерывисто дыша, и озябшие глаза его с ненавистью и страхом смотрели на лейтенанта.
— Я? — спросил Телкин. — Я — ничего… С вами что? Вы что?.. Чего вы, товарищ капитан?!
Кандыба обмяк, но дышал все так же часто.
— Я тебе говорю… — сказал Кандыба, и ему перехватило горло. — Я говорю, а ты не слышишь… Глядишь… Ты на меня так не гляди! Не гляди, говорю!.. Понял?..
Голос сорвался, и Кандыба последние слова не произнес, а почти провизжал.
— Да что вы, товарищ капитан? Что вы? — пробормотал Телкин. — Успокойтесь!.. В руки себя возьмите!
— Да, возьми! — придыхая, ответил Кандыба. — Возьми!.. Я говорю, а ты…
Он приходил в себя, сопнул, потрогал ладонью губы, сморщился и неожиданно мелко-мелко захихикал.
— Я прямо испугался: думал — псих!.. Хи-хи-хи!
Тоненький смех не шел к толстым щекам, к широким плечам, к разбойничьему чубчику Вавилова, и Телкину показалось, что смеется не Вавилов, а кто-то другой, невидимый, спрятавшийся в крепком теле капитана.
И что-то скользкое, темное почудилось штурману в повадке Вавилова, в его тряском смешке.
«Что происходит? — тоскливо подумал штурман. — Что у нас происходит?»
Словно ему снился дурной сон, где все шло навыворот.
И как в дурном сне люди мечутся, чтобы прогнать наваждение, так и Телкин сорвался с нар и, двигая плечами, прошагал к двери, круто повернулся, шагнул к нарам…
Вавилов оборвал смех, собрался, словно готовясь в любой миг увернуться и дать сдачи.
— Товарищ капитан! — с тоской сказал Телкин. — Давайте начистоту! Начистоту! — волнуясь, повторил Телкин. — Вы мне не верите, я вам перестаю верить… Как же так?!
— Мне? — хрипло и беспокойно воскликнул Кандыба. — Не!.. Ты мне верь. Слышишь? Верь! Я — свой! Свой!
Он вдруг почти ласково улыбнулся Телкину и теперь сам заглядывал штурману в лицо, правда ускользая от прямого взгляда телкинских измученных глаз.
— Мне верь! — скороговоркой продолжал Кандыба. — Я ж тебе говорил, а ты не слушал… Нам друг за друга держаться надо!.. Ты, я вижу, тоже свой… Вот… Слышь?!
Он оглянулся на дверь, показал Телкину на нары рядом с собой.
Телкин присел.
— Слышь? — зашептал Кандыба. — Нас вызволят! Думаешь, пропали? Нет! Я знаю! Я же разведчик! — Он захлебнулся словами, облизал губы. — Ты молчи только! Никакой я не Вавилов… Это я фрицам так сказал. А настоящее мое фамилие — Кочура. Из восемнадцатой стрелковой… Василий Кочура!.. Запомнил?.. В случае чего нашим скажешь… Понял?..
— Ну? — сказал Телкин, дрожа от неясного предчувствия чего-то важного, что сейчас совершится. — Ну?
— Вот! — облегченно сказал Вавилов — Кочура. — Я знаю… Наши прорыв готовят… Котел… Понял?.. Девятая ударная подошла, три танковых корпуса… От Капушан на Мишкольц рванут и — котел!..
— Девятая ударная? — все глубже погружаясь в прежний дурной сон, почти бессознательно повторил Телкин. — Девятая?
— Да! Девятая! От Капушан на Мишкольц!.. Понял? Вавилов — Кочура словно вдалбливал в сознание
