окнах.
— Хорошо, хоть окно-то есть, — утешал детей отец. — А в старые времена за окна и трубы налог брали. Я помню, как жил в хате без окон и дымохода. Считайте, детки, вам еще повезло…
Ион Чорбэ любил рассказывать.
От него ребята узнали о войнах молдаван с турками, о телегах с двумя дышлами, на которых ездили беженцы, — такую телегу не нужно было поворачивать на узкой дороге: перепряг волов и поезжай в другую сторону. Если турки неожиданно оказывались спереди или сзади, два дышла очень выручали крестьян.
От отца услышали ребята и страшные истории про черта и дьявола, про клады, спрятанные храбрыми и честными гайдуками, про защитника бедных Тоболтока и смелого Кодряна, сказки о Кэлине-дурне и Кремне-богатыре, о русалках днестринских, о Ионе-молдаване, о хитрецах-весельчаках Пэкалэ и Тындалэ.
Когда очередная засуха черной птицей легла на поля, то редко стали приглашать музыкантов на свадьбы и танцы.
Начал подбираться к многочисленной семье Чорбэ настоящий голод. Теперь и в четверть рта пожевать, стало нечего.
Братьев-погодков Фэникэ и Митикэ отец отвез в Каприянов монастырь — к делу приучать.
Там мальчики и бочарным делом занимались, и дуги гнули, и колеса сколачивали, даже ковры и циновки ткали.
А в редкие свободные минуты, удрав от скучных монахов к цыганам-музыкантам, мальчики играли на скрипке, кобзе, флуэре, нае.
Потом братьям так захотелось домой, в родные степи, так надоел непосильный труд, что они надумали сбежать.
Большой неуклюжий Фэникэ, когда ночью вылезали из узкого монастырского окна, застрял в проеме, и Митикэ пришлось придумать особую веревочную петлю, с помощью которой он лишь к утру извлек брата наружу.
Их никто не преследовал — рабочих рук в монастыре и так хватало. Но братья шли только по ночам, а днем, чтоб их с дороги не видно было, спали где-нибудь в яме, укрывшись свиткой.
Когда Фэникэ и Митикэ пришли в Бужор, то в хате своей увидели других хозяев. От них узнали, что отец с матерью продали дом и уехали со всей семьей неизвестно куда.
Братья пожили лето в батраках у бужорского старосты Бэрдыхана, надеясь, что в село придет весточка от родных.
Осенью староста при расчете не заплатил им ничего. Братья обиделись, зашумели, стали требовать обещанной платы.
— Ха! Гусенята хотят гусей плавать учить! — затрясся от смеха пузатый староста, позвал батрака- сторожа и, показывая на братьев, сказал: — Если еще раз эту голытьбу здесь увидишь, стреляй в них солью, я приказываю! Чтобы завтра же утром вашего духу в селе не было!
Всю ночь братья обсуждали план страшной мести. Но так ничего подходящего и не надумали.
— Мы с ним сочтемся, — сказал Митикэ. — Дай срок, через год, через два, но сочтемся. Не уйдет от нас бужорский староста! А уйдет — догоним. Поклянемся не забыть нашего долга!
— Что ж, клянусь! — невозмутимо произнес косолапый Фэникэ.
Они были очень разные ребята — Фэникэ и Митикэ. Хитрый, смекалистый Митикэ, ловкий и подвижный, даже внешне ничуть не походил на неуклюжего Фэникэ. Фэникэ постоянно был в добродушном настроении, любил поспать, погреться на солнышке, поесть поплотнее.
— А ты лисенок, — смеялся отец, глядя на проделки Митикэ. — Лисенок и есть! — И он трепал сына за рыжие вихры.
Подрастая, Митикэ стал таким же черноволосым, как и брат. Только на солнце кудри его отливали медью.
После истории с бужорским старостой братья решили больше никогда не работать батраками у богатеев, не зависеть от помещиков да монахов, быть вольными людьми, хозяевами самим себе.
Однажды во время своих скитаний по городам и селам им пришлось услышать горестную весть: отец, мать, все их братья и сестры погибли…
Телега-каруца, на которой семейство Чорбэ бежало от голодной смерти, докатилась до Черного моря, до большого портового города.
Что задумал отец: найти ли работу в порту или играть на скрипке в портовом кабачке?
Как раз в эти дни отправлялся за море чужестранный пароход с сотнями молдаван, покидающих родину в поисках работы и хлеба. Поехали на нем и Чорбэ.
А через несколько дней пришло страшное известие: пароход попал в шторм и затонул далеко от родных берегов.
Долго не слышали в селах веселых песен, которыми так славились братья Чорбэ. Только грустные, печальные мелодии рождались в нае Фэникэ и флуэре Митикэ,
В далеком степном селе, помогая одному многодетному бедняку убирать виноград, братья познакомились с великим копачом — мошем Илие.
Мош Илие рыл там колодец.
Как всегда, копач был в белой рубашке, подпоясанной красным поясом, в белой кэчуле — островерхой смушковой шапке.
Глядя на его пышные белые усы и густые седые брови, Митикэ не удержался, шепнул брату:
— Ему, наверное, очень жарко в таких усах и бровях. Они же зимние!
Но Фэникэ и не улыбнулся шутке, хотя смеяться любил почти так же, как есть и спать. Он даже рот раскрыл, рассматривая идущего по дороге знаменитого копача,
А мош Илие остановился возле виноградника, ответил на приветствие братьев и спросил:
— Это вы братья Чорбэ?
— Мы, — отозвался Фэникэ.
«Откуда он знает нас?» — удивился Митикэ.
— Слышал про ваше горе, — сказал мош Илие мягким, певучим голосом. — Мы с Ионом были большими друзьями… — И, взглянув на поникшие головы братьев, спросил: — Был бы доволен вами сейчас ваш отец? А? Как вы думаете?
Митикэ бросил удивленный взгляд на копача, потом на брата,
Фэникэ в нерешительности пожал плечами,
А мош Илие обратился к ним уже с новым вопросом:
— Чего ваш отец и друг мой Ион Чорбэ — больше всего не любил на белом свете?
— Тоски и скуки! — сказал Митикэ. — Что бы ни случилось, он был всегда веселым,
— А разве Ион мало горя в жизни повидал? — произнес мош Илие. — Как это у него в песне — помните? «Горе бежит от улыбки, беда приходит в обнимку со скукой».
Мош Илие даже пропел задорную мелодию Иона Чорбэ.
— Так что же вы, парни, забыли о тех, кто хочет улыбнуться после трудного дня, кто хочет отдохнуть от забот? Иду я по селам, а мне говорят — были здесь Чорбэ недели две назад. Не узнать их… Грустные, печальные… Все о горе вашем знают. Только трудовому человеку унывать не пристало! И Ион Чорбэ остался бы доволен своими сыновьями, если бы они его путем пошли — доставляли бы хорошим людям радость и веселье.
Мош Илие выпрямился, вскинул на плечо мешок.
— Горе бежит от улыбки, — запел он, — беда приходит в обнимку со скукой!.. Мы еще встретимся, парни!
— Счастья вам, мош Илие! — в один голос отозвались братья.
Копач пошел в степь, и братья смотрели ему вслед до тех пор, пока он не превратился в белую точку, а точка эта не исчезла за далеким курганом.
С этого дня снова зазвучала веселая песня Иона Чорбэ.
