друг с другом, то говорить об истинных причинах этого как-то не принято. Следует объявлять, что ты борешься за освобождение порабощенных, за восстановление справедливости, ради защиты слабых и обиженных. Вот я ему все это и перечислил.
– Зачем?
– Ну как? Они утверждают, что имеют право обкладывать всех вокруг данью, потому, что выполняют священный долг по сохранению древних знаний. И получается, что они правы, потому, что действуют во имя высших целей. А я защищаю несчастных и обездоленных от их грабежа и насилия. А значит, я тоже получаюсь как бы еще правее.
– Но зачем вы так стараетесь, мой господин? – замотала головой стражница. – Какая разница, зачем вы собираетесь разграбить здесь, в этой дикой глуши, одинокое стойбище?
– Вот тут ты не права, – оглянулся на крепость хранителей Найл. – Здесь, оказывается, помимо муравьев и вконец одичавших каннибалов есть и более удачно обжившиеся племена. С ними, возможно, удастся наладить торговлю. Как по-твоему, будет хорошо, если купцам станут рассказывать о том, как Посланник Богини приплыл, разорил дом хранителей древних знаний, а самих их скормил паукам? Или все- таки: «Посланник Богини защитил окрестные земли от вымогательства лживых хранителей, а самих их в наказание за жестокость, бросил в лесу»? А? Вот то-то же. Хотя деяние, конечно, одно и тоже. Пойдем-ка лучше в развалины. Сейчас наш парламентер спустится в бункер, и они могут сгоряча начать стрельбу.
Путники отступили к ближайшему дому, от которого остались только четкая лента фундамента и сваленные в неглубокой яме крупные куски кирпичной кладки.
– Простите, мой господин, – не унималась Нефтис. – Но как туземцы узнают, что вы сделали это для них?
– А мы постараемся, – Найл положил руку стражнице на плечо, принуждая ее присесть за бетонную стену, и опускаясь рядом сам. – Мы нашего дикаря, влипнувшего в паутину, отпустим с хорошим напутствием и дадим ему в придачу пару рабынь. Кое-кого по лесам окрестным разгоним, чтобы каялись. Самим еще раз все объясним, чтобы мужьям передали. Ничего, не забудут!
Невдалеке раздался оглушительный треск, на который бетон откликнулся громкими щелчками.
– Ну вот, – кивнул Найл. – Мы и получили свой ответ. Теперь мы как бы имеем полное право продавать их в рабство и казнить за бунтарство: ведь они отказались выполнять условия нашего ультиматума! Как говаривала одна моя знакомая стражница: «законы придуманы сильными для того, чтобы слабым было легче смириться с неизбежным». Ибо Закон есть Закон.
Штурм начался просто и банально: посланные в ближайшие развалины моряки начали выбирать куски кладки и камни с таким расчетом, чтобы вдвоем их можно было перенести с места на место, складывая отдельно; и куски поменьше, которые можно перетаскивать в одиночку. До темноты удалось собрать не очень много, но развалин вокруг хватало, и Найл рассчитывал наверстать эту нехватку в следующие дни.
– Смотри вперед, Нефтис, – приговаривал он, указывая телохранительнице темную точку на красновато-буром склоне холма. – Запомни эту втоптанную в глину гальку так, чтобы могла без труда найти ее в полном мраке. Это наш первый рубеж.
Когда на остров опустилась тьма, Найл и Нефтис первыми подняли один из тяжелых камней и быстрым шагом двинулись вперед. На полпути между крепостью хранителей они бросили его на землю и побежали назад, за следующим. Радом с их куском бросили кусок кладки Кавина и Навул, потом опустили кусок моряки, потом опять воины. К тому моменту, как правитель и его телохранительница подошли снова, нижний ряд уже вытянулся в ширину на десять метров.
– Ларуз!
Смертоносец пробежал по камням, выпустив липкую нить, и очередной кусок кладки лег уже во второй ряд. К рассвету этих рядов легло целых шесть, причем верхний, на высоте больше двух метров, пришлось выкладывать из более легких камней – с трудом, вставая на цыпочки, запихивая их на гребень.
В свете утренних лучей хранители обнаружили, что в полуторастах метрах от их амбразур, закрывая изрядный сектор обзора, стоит каменная стена почти в пятнадцать метров шириной и двух высотой. Послышался оглушающий треск автоматной стрельбы, сопровождающийся звонким чмоканьем маленьких металлических капсул о камни, но устало вытянувшимся за стеной двум смертоносцам и Найлу со стражницей они никакого вреда причинить не могли. Изрядно потрудившись почти целые сутки, люди благополучно спали, не обращая внимания на шум.
Следующей ночью работа закипела снова. На этот раз моряки просто перетаскивали камни от развалин за стену, а Найл, сидя с правого края укрытия, под защитой стены, не торопясь выкладывал их сбоку. Сперва несколько штук на землю, потом, слегка обмазанные паутиной, во второй слой, потом в третий. Когда кусочек стены поднимался на высоту полутора метров, он перебирался за нее, и начинал выкладывать следующий участок, стараясь держать руку так, чтобы камень прикрывал ее от возможного попадания и действовать как можно быстрее.
На этот раз хранители не спали, стреляя и по толстой основной стене, и по более тонкой, но постоянно растущей вперед, и в город, больше наугад, чем прицельно. Но стена все равно двигалась – под углом к крепости, и с каждым выложенным метром край ее оказывался на полметра ближе к врагу.
К середине ночи Найл совершенно отмахал руку, перекидывая весомые каменюги, и его сменила стражница. А перед самым рассветом явился шериф, приведя с собой еще четырех воинов, четырех смертоносцев и десяток моряков.
– Вы успели далеко продвинуться, мой господин, – похвалил он правителя. – Решили все-таки тянуть стенку?
– Да, – кивнул Посланник Богини. – Я прощупал сознание хранителя, вышедшего на переговоры, и понял, что у них нет ни импульсных излучателей, ни жнецов, ни каких-нибудь пушек.
– Это хорошо, – кивнул северянин. – Тогда они ничего не смогут сделать.
– А если бы у них были эти… штуки, – поинтересовалась Нефтис. – Нам пришлось бы уйти?
– Нет, – едва ли не хором ответили оба, и Найл уточнил: – Тогда нам пришлось бы по точно такому же пути рыть траншею. Ее невозможно уничтожить ничем, кроме жнеца. Только копать землю получается намного дольше, чем идти по ее поверхности. Кладка сэкономит нам не меньше полумесяца.
После наступления дня автоматы и пулеметы грохотали из амбразур крепости чуть ли не непрерывно, камни постоянно звенели от попадающих в них пуль. В городе над развалинами тоже постоянно то тут, то там появлялись пыльные фонтанчики. Но никто из путников за пределы стены не высовывался, а потому до сей поры ни единой царапины не получил. Моряки настолько привыкли к постоянному треску и свисту над головой, что давно перестали нервно вздрагивать, ожидая от всего этого опасности, и уныло, вялым шагом таскали из развалин тяжелые валуны с таким видом, словно не в штурме участвовали, а грузили на корабль обычный балласт.
День дал возможность продвинуться еще на полсотни метров, новая ночь – еще на столько же. Теперь от края стены до обветренного ветрами дома хранителей оставалось всего сто метров или меньше двухсот шагов. Шериф Поруз, оценив обстановку, перевел арбалетчиков за свежевыстроенное укрытие, а одного смертоносца оставил в развалинах наблюдать за крепостной стеной. После чего спокойно лег спать, передав руководство штурмом правителю. Хотя, чем тут было руководить? Братья по плоти, сменяя друг друга на краю кладки, выкладывали на глину новые и новые камни, моряки подносили строительный материал от развалин. Ему оставалось только ждать, да следить за тем, чтобы в налаженном конвейере атаки ничего не менялось.
– Что будет потом, мой господин? – после долгого молчания спросила стражница.
– Потом? – поначалу не понял Найл, а потом кивнул: – Сегодня к вечеру мы закончим класть стену в ту сторону, и повернем обратно, опять под таким же углом к дому хранителей. Дня за три мы приблизимся уже шагов на пятьдесят. Если они ничего не предпримут, мы начнем забрасывать камнями их амбразуры. За пару дней их или залепим, или завалим. То есть, стрелять они уже не смогут совсем, и моряки начнут раскапывать вход.
– Они могут начать стрелять сверху.
– Нет, Нефтис, не смогут. Если мы подойдем так близко, то попадем на крышу первыми. Понимаешь, единственное оружие которое у них есть, это гранаты. Гранату, в отличие от пуль, можно перекинуть через стену. Но ею невозможно бросаться сквозь амбразуру. Выкатить можно, а бросить – нет.
