раз он просчитался: соиеседник не поддался бурному натиску, ни мимикой, ни
жестом не выразил желания тут же включиться в беседу. Ьго крупная голова,
ЧУТЬ возвышавшаяся над столом, замерла неподвижно. Сквозь толстые стекла
круглых очков на Илью смотрели немнгающие бесцветные глаза с длинными
ресницами.
- Вы меня слышите? - спросил несколько обескураженный Илья.
- Слышу, - ответила голова, - и вижу. Садитесь, я вас понял.
Карзанян сел на стул и протянул через стол раскрытое служебное
удостоверение. Маленькая рука, вынырнувшая из-под стола, сняла трубку
зазвонившего телефона и бросила ее на рычаг. Тут Илья понял, что именно
поразило его в сидящем напротив человеке: совершенная несоразмерность
головы, плеч и рук. Казалось, будто голова и все части туловища
принадлежат разным людям.
- Нам нужна помощь специалиста, - начал Илья новый заход. - Прежде
всего я хотел бы узнать, берете ли вы...
Он хотел спросить про книги, но тут же передумал и поинтересовался
коврами, пожалев при этом, что не подготовился к беседе заранее.
- Ковров не приносят. Сейчас это модно, когда все стены в коврах.
Вместо обоев вешают, считается красиво. Особенно, я слышал, гармонируют
туркменские ковры - текинские и салорские - с корешками книг в
застекленных шкафах. Вы не находите?
- С книгами? А при чем тут книги? Их что, тоже приносят вам на
комиссию? - оживился Илья.
Голова директора наклонилась вперед, и глаза, оказавшиеся в
действительности маленькими и по-детски голубыми, взглянули на Илью поверх
очков.
- Книги, молодой человек, принимают в букинистическом, улица Кирова,
семнадцать, - голова вернулась в прежнее положение и застыла в ожидании
следующего вопроса.
Илья понял, что сморозил глупость. Он принялся расспрашивать о тех
предметах, которые успел заметить в торговом зале. Собеседник отвечал
коротко и равнодушно. Наконец Карзанян замолчал, не зная, о чем бы еще
спросить.
- Какие именно книги вас интересуют? - спросил директор бесстрастным
голосом.
Все старания Ильи затронуть интересующие его вопросы исподволь
оказались бесплодными. Он выдал свою заинтересованность интонацией. Теперь
ему не оставалось ничего другого, как вести разговор в открытую - Нас
интересуют не только книги, - ответил Илья - Речь идет об антиквариате и
перекупщиках краденого. Это могут быть самые различные предметы старины
или художественные произведения.
- У вас есть список? - спросил Смирнов, и Илья вновь, в который уже
раз, подивился его проницательности. Это чувство, видимо, отразилось на
его лице, потому что директор продолжал:
- Что же тут удивительного? Не думаю, что милиция настолько свободна от
других дел, чтобы заниматься розыском вообще. У вас произошла кража или,
как там, грабеж. И вы хотите найти то, что украдено. Правильно я вас понял?
- Правильно - улыбаясь и протягивая директору список похищенных у
Москвина вещей, ответил Карзанян. - Посмотрите, что-нибудь из этого в
последние дни к вам не попадало?
Смирнов внимательно прочитал список и вернул его Илье.
- Нет, в последнее время ничего подобного не
- Почему вы так уверены? Разве вы лично присутствуете во время приема
вещей на комиссию?
- Кроме трех-четырех предметов, все остальное в вашем списке может
представлять музейную ценность.
О таких вещах у нас принято сообщать директору, то есть мне, а я уже
решаю, пускать ли их в продажу или предложить музею. Теперь понимаете?
Окончательное решение выносит закупочная комиссия, о чем составляется
соответствующий документ.
- В этом списке нет еще старинных рукописных книг. Очень ценных. Они
тоже были украдены.
- Кто возьмется оценить такие книги? - усмехнулся Смирнов. - Разве что
ученые. А для покупателей, даже наших, они просто хлам.
- Не скажите! За ними охотятся так же, как и за иконами, предметами
религиозного культа.
- С целью вывоза за границу?
- С целью наживы. Порой эти книги ценятся больше человеческой жизни.
- Значит, все-таки его убили? - задумчиво, как о само собой
разумеющемся, спросил Смирнов. - Я так и знал, что рано или поздно это
добром не кончится.
- Что вы имеете в виду?
- Что? Я имею в виду Гришу Ревзина. Разве вы не о нем говорили? Я еще
тогда так ему и сказал: 'Гриша, ты плохо делаешь, это нечестный товар. За
него ты получишь срок'. Но он мой друг, и я... ну, вы понимаете, я помог
ему продать те книги. Грише не на что было жить, он зимой ходил в одних
галошах и носках.
Да, я ему помог. Он купил себе ботинки и пальто. Теперь Гриши нет, и я
могу об этом сказать. Ему уже не повредит.
- Вы были знакомы с Григорием Иосифовичем?
- И вы ко мне пришли, чтобы спросить об этом?
- Не только. Я знаю, что Ревзин слыл хорошим специалистом, и вряд ли он
ошибался, высоко оценивая те или иные книги. Кто мог покушаться на его
жизнь, как вы думаете?
- Этого я не знаю, молодой человек, так же как и того, откуда он взял
товар. Только имейте в виду, случилось это в тридцать девятом году. Вас в
то время еще на свете не было.
- С вами трудно говорить, товарищ директор. Вы наперед знаете, о чем я
у вас хочу спросить, - со смешанным чувством недовольства и восторга
сказал Илья.
- Долгая жизнь кое-чему учит.
- Вы давно знакомы с Ревзиным?
- С детства, как ни странно. Впрочем, что же тут странного. Родились в
одном городе, он пораньше, выросли вместе. Да и потом все время
встречались.
Дружбы особой не водили, но по-приятельски помогали друг другу чем
могли. Ведь у Гриши были золотые руки и светлая голова. Он до войны-то
кустарем числился.
- Кустарем?
