Ульяна махнула рукой:
— Иди, зубрила, зубри.
— И уйду, если меня оскорбляют.
И ушла. Зашагала, неся в правой руке туго набитый портфель, размахивая левой, как солдат, что говорило о твердом и энергичном характере старосты класса.
— Я не с ней. Сам по себе. — И Пряничкин тоже ушел.
— Примерная и отрицатель сомкнулись. Единый фронт! — крикнула Ульяна вдогонку.
— У тебя жутко выразительные глаза, когда сердишься. Чаще сердись, сказал Женька.
— Испытанный остряк девятого «А», хоть бы раз сочинил остроумное, отрезала Ульяна.
Она разбушевалась сегодня. Или нервничала перед встречей с Ольгой Денисовной.
— Ребята! Девочки! Не хныкать. Не жалеть.
Хныкать и жалеть не пришлось, они не застали Ольгу Денисовну дома.
Дверь отворила соседка с компрессом на раздутой щеке, и — вот чудеса-то! — девочки узнали продавщицу галантерейного отдела универмага Нину Трифоновну.
— Здрасте! Здрасте! — затрещали девочки. — Оказывается, и вы тут живете.
Они с любопытством разглядывали заставленную шкафами темную прихожую коммунальной квартиры, высокие двери и лепку на закопченном потолке старинного дома.
— Нина Трифоновна, а капроновые чулки в сетку к вам скоро поступят? осмелела одна.
— А импортные сумочки? — подхватила другая.
— А…
— Ну и нахалки! В дом к больному врываются, цельную ночь от флюса глаз не сомкнула, а они про чулки, не терпится. Вы за кого меня принимаете? Что я — спекулянтка, домой товары таскать?
Но Нина Трифоновна не успела выпустить на нахальных девчонок пулеметную очередь. Ульяна опередила ее, вежливо объяснив, из какой они школы и что их сюда привело. И Нина Трифоновна оставила в стороне чулки и импортные сумочки и обрушилась на нахальных девчонок по другому уже поводу.
— Заявились! Где ваша совесть? Нет Ольги Денисовны, нет и не будет. Кто из школы придет, велела сказывать всем, что уехала. Видеть никого не желает. Опостылели вы ей. Ни жалости к старому человеку, ни уважения. Э-эх, вы! А еще ученики.
К ее удивлению, ученики не стали защищаться, переглянулись, помялись, а одна, с темно-серыми, как-то особо приметными глазами под черными шнурами бровей, видно, заводила у них, вежливо сказала:
— Мы поняли. Пожалуйста, передайте Ольге Денисовне привет от девятого «А». Пока. Ребята, пошли.
Ребята, вернее, девчата (из ребят в этой компании был один Женька Петухов, за которым давно замечено, что от Ульяны ни на шаг) хором повторили:
— Пока!
И ушли.
— А-аах! — ахнула вслед им Нина Трифоновна. — Вот так бездушные! Какую себе смену растим, ай-ай, Ольга Денисовна, кого воспитали! Каменные. Напрямик скажу, бессердечных, Ольга Денисовна, вырастили.
Так она решила, но тотчас передумала: «Нет, навру, что, мол, плачут, жалеют. Для утешения навру».
Между тем девятиклассницы плюс Женя Петухов довольно долго прохаживались по бульварам, всесторонне обсуждая происшедшее, и единогласно пришли к заключению:
— Ольгу Денисовну вытурили.
Вытурили. Открытие произвело на всех удручающее впечатление. Обсуждение прервалось, прохаживались молча.
— Ребята! «Честное комсомольское» помните? — спустя какое-то время спросила Ульяна Оленина.
Повесть «Честное комсомольское» они читали и обсуждали на литературном кружке, не подозревая, как скоро совпадут судьбы героя книги — учителя и реально существующей рядом с ними Ольги Денисовны. Тот был тоже хорошим учителем, того тоже вытурили, но там было к чему прицепиться — учитель глухой. А наша Ольга Денисовна? Нашу за что?
— Что будем делать?
— Действовать, — лаконично решила Ульяна.
— Точно по книге? — спросил Женька Петухов. И сам ответил: — Точно. Чем докажем воздействие книги на жизнь.
— В общем, будем действовать так, но с учетом индивидуальной обстановки, — как всегда, разумно сказала Ульяна.
— А на ее место кого подсунули? Утю, а? — возмущался Женька.
— Положим, на Утю нападать пока не за что, — снова рассудила Ульяна. А вот наша Королева Марго…
С этого и началось на уроке. Маргарита Константиновна вошла сдержанная, деловитая. Она умела иногда напустить на себя этакую деловитость — не подступись! Девчонки вмиг оценили новый туалет, последний крик моды: расклешенная полудлинная юбка, синий джемперок-«лапша» и мечта всех учениц от седьмого до десятого класса — тонюсенькая серебряная цепочка на шее. Встали.
— Здравствуйте.
Опустились. Женька Петухов остался стоять.
— Что ты, Женя?
— Вы нам Горького советовали перечитать. «В людях», то место, где о королеве Марго… — Женька охрип, споткнулся. Легкое удивление отразилось на лице Маргариты Константиновны. Женька продолжал хрипловатым басом: — Там королева Марго благородная, а некоторые, которых придумал не Горький…
Яростная краска хлынула на лицо и шею учительницы, она молчала, не совсем еще понимая, но подозревая что-то дурное.
— Там королева Марго — человек! — взвизгнул дискантом Женя.
Несколько секунд была тишина. Маргарита Константиновна искала ответ. Все ждали.
— Не люблю околичностей. Говорите прямо, — наконец, нашлась она.
— Правду-матку? — спросил Женя.
— Только.
Встала Ульяна, бледная, и громко, отчетливо произнесла такие слова:
— Вы, учителя, читаете нам лекции на разные высокие темы. Долг… честь… дружба. А вы, учителя, сами-то умеете дружить?
— Кто как, — ответила Королева Марго.
— Вы? — в упор спросила Ульяна.
— По-моему, да.
— Нам казалось, вы с Ольгой Денисовной дружили.
— А! — начала понимать Маргарита Константиновна. — А-а, — протянула она и хотела что-то сказать, напрямик поделиться с ребятами, но тут произошло нечто невероятное!
— Вы ее предали, — услышала Маргарита Константиновна. И обмерла. Растерялась. Так растерялась, что не сумела с собой совладать.
— Врете! Клевещете. Клеветники!
Она настолько не сумела с собой совладать, что стукнула кулаком по столу.
— Не стучите на нас! — взвизгнул дискантом Женька и стукнул сам.
А за ним — ужас, ужас! — весь класс заколотил кулаками, а учительница, стиснув ладонями щеки, глядела на них отчаянным взглядом. И надо же было случиться, что в это самое время вошел директор Виктор Иванович. Просто нюх ищейки у этого человека: чуть где скандал, он тут как тут. Кулаки смолкли. Внезапность появления директора смутила и отрезвила ребят. Он стоял у двери, широкоплечий и хмурый.
— Что у вас происходит?
