Так и есть. Вот уже несколько дней она встречала здесь на бульварах пожилую женщину. Простоволосая, в светлом пальто спортивного покроя, коричневых туфлях на низком каблуке, женщина напоминала отслужившую службу спортсменку, какую-нибудь бывшую звезду. А что? Приехала на покой в их ничем не примечательный, сравнительно тихий районный город. Чего не случается в жизни?
Отчего-то Анну Георгиевну беспокоит замкнутый вид пожилой спортсменки, хмурость глаз, глядящих вдаль, не замечающих никого вокруг.
Анна Георгиевна легко общалась и сходилась с людьми и привыкла почти всегда в ответ встречать дружелюбие, а тут отчего-то не решалась подойти к спортсменке.
Подойти бы: «Я вижу, с вами неладно. Может быть, надо помочь? Или я ошибаюсь?»
Вообще Анну Георгиевну тянуло так или эдак познакомиться с женщиной, каждое утро последнее время встречавшейся ей на бульваре.
Но что-то ее останавливало.
2
Это случилось месяцев семь-восемь назад. В школу номер один, что стоит в тупичке недалеко от бульваров, явилась посетительница, лет сорока пяти, с подстриженными, слегка вьющимися рыжеватыми волосами. Впрочем, рыжеватость не была отличительной чертой ее внешности, ибо большинство женщин ее возраста и старше красились в тот же цвет за отсутствием других колеров в городских парикмахерских. Более отличала ее тщательно маскируемая начесанными прядками, досадная лысинка на затылке.
Пришедшая была одета в коричневый трикотажный костюм с ярко-оранжевой блузкой. Тройной ряд янтарных бус укрывал начавшие обозначаться морщинки на шее.
Такая посетительница явилась однажды в школу номер один.
Шли уроки. Учительская, обставленная несколькими небольшими полированными столиками, длинным столом посредине и шкафами для учебных пособий вдоль стен, была пуста. Но, услышав чьи-то шаги, из смежного с учительской кабинета показался директор.
— Надежда Романовна!
— Здравствуйте, Виктор Иванович, — отвечала она. — Выгодная у вас резиденция: в коридор ход и в учительскую ход, бдительное око нарушения там и тут не пропустит.
— Пожалуйста! — почтительно, несколько старомодным жестом пригласил директор гостью в кабинет.
— Пока уроки, можно и здесь. Здесь солнце, — возразила она.
— Вы правы, а в моей, выгодной, как изволили заметить, резиденции хоть с утра зажигай электричество. Хорошо ли здоровье, Надежда Романовна?
Они уселись за длинный стол, с краю, друг против друга. Надежда Романовна перебирала янтарные бусы на шее.
— Здоровье прекрасно, Виктор Иванович. А разговор предстоит серьезный.
— Слушаю, — насторожился директор.
— Вы в школе этой всего второй год?
— Да, — еще более насторожился директор. «Ведь знает. Зачем спрашивать о том, что известно?»
— Отличие от прежнего порядочное? — продолжала она.
— Что говорить! — возбужденно воскликнул Виктор Иванович. — Окраина, новостройки, ямы, глина, неубранность. Или центр. Какое сравнение?
— И коллективом довольны?
— И коллективом доволен.
Она помолчала, перебирая янтарные бусы. Он с беспокойством хмурил брови. Чем дольше длилось молчание, тем беспокойнее хмурились брови директора.
— Дело в том, — наконец заговорила она, — коллектив у вас приличный, но… слишком женский монастырь… выражаясь языком устарелых понятий.
— Надежда Романовна! — искренне изумился директор. — А в других школах? Во всех школах то же. Статистика показывает: восемьдесят процентов учителей — женщины. Факт. Где вы наберете мужчин? Мужчины в кибернетике, атомных институтах, самолетостроениях…
— Да. Но… выражаясь языком поэзии, кто ищет, тот найдет.
Он, не понимая, куда она клонит, в удивлении на нее глядел.
— Я не от себя, Виктор Иванович. Руководство считает… Но ближе к делу. По предварительному распределению молодых специалистов из областного педвуза в наш район к будущему учебному году направляется несколько человек. Так вот один словесник, способный, почти отличник… Так вот руководство рекомендует его в вашу школу. Его. В вашу. Школу, — чеканя слова, повторила она.
Он в растерянности потер лоб.
— Но у меня нет вакантных мест. Своим учителям не хватает часов.
— На окраине перегрузка, у вас недогрузка. Все только в центре желают работать. Негосударственный подход, — внушительно возразила она.
— Пошлите его на окраину.
Она откинулась на спинку стула и, ухватив в горсть и туго затянув на шее янтарные бусы, долго молча глядела на него.
«Ну и дурак!» — отчетливо прочитал он в ее тяжело остановившемся взгляде.
— Руководство рекомендует… вам понятно?
Постепенно он начинал понимать. Он закусил губу, чтобы не выдать вслух негодование. Руководство! Дергают, требуют. Приказ за приказом. Разумеется, этого пижона, который и до диплома еще не дотянул, они не имеют права ему приказать взять при отсутствии свободных мест в школе. Но… То-то и дело, что «но»…
Он пожал плечами:
— Не знаю, где найти выход.
— Я затем и пришла, чтобы вместе… — смягчилась она, ложась грудью на стол, чтобы быть к нему ближе. — Виктор Иванович, я ваш друг. Я хочу вам только хорошего. В вашем положении, когда вы всего второй год директорствуете в лучшей в городе школе…
— Но какой выход? Выход?
Зазвенел звонок к концу урока, и сразу школа вся загудела, топот десятков ног донесся из коридоров в учительскую; учителя входили один за другим с журналом или кипой тетрадей, кивали, здороваясь с Надеждой Романовной.
Вошла пожилая учительница в темном платье, ладно сидящем на ее статной фигуре.
— Представьте, товарищи, что со мной было! — ни к кому не обращаясь, смеясь, говорила она. — Представьте, веду на полном подъеме урок, по ходу дела надо почитать из Белинского, хвать очки, а их нет. Заметалась туда-сюда. Ребята углядели: «Что вы?» Очки, говорю, потеряла. Они как грохнут!
— Как «грохнут»? — преувеличенно удивляясь, с холодком спросила Надежда Романовна.
— А так. Расхохотались. Да хором, вон очки, вон у вас на цепочке висят. И верно, висят. Я эту цепочку недавно завела, еще не привыкла… Беда мне с очками! То и знай, что ищу. Да что я! Про то, как бабушки теряют очки, сто раз в детских книжках написано.
— Не все. Не всегда, — возразила Надежда Романовна, поведя на директора настойчиво что-то подсказывающим взглядом. Он отмолчался.
«Увиливаешь? Рано или поздно заговоришь, голубчик», — внутренне усмехнулась она. И грустно сочувствуя:
— Склероз, Ольга Денисовна. Неизбежное явление в ваши годы.
— Так уж и неизбежное?
— С природой не поспоришь. Вон в журнале «Здоровье» пишут: свежий воздух и покой. Единственное лекарство: свежий воздух, душевный покой.
