снег выпал, – мягко, нежно обратилась к детям. – Молчите, молока напились? Угомонились?
Бабушка хлопотала у стола. Картошек наварила, яиц, огурчики соленые поставила.
– В постельку тебе принесть или сама к столу пойдешь? Исть-то надо за троих.
«Как проснулась, есть совсем не хотелось, а молочка выпила, ледяной водой умылась, походила по избе и засосало под ложечкой». – Подумала Лена и проглотила сразу два вкусных, хрустящих, ароматных огурчика.
– А вот еще грибочков маринованных. Сама то уж не хожу, – жаловалась старушка, – соседка подсобила. Маслятки да волуйчики. Угощайся, свининку, свининку бери, тебе можно, – подвинула тарелку с кусочками мягкого, как масло, розового сала.
– Копченое?
– Не, в шелухе луковой варила. Ишь, дочка, ишь, досыта. Слава Тебе, Господи, слава тебе, Царица Небесная, Заступница наша, всем Святым слава, – крестилась на иконы хозяйка.
Лена с интересом осматривала киот. В центре – большая икона Богоматери. На руках у нее – Иисус Христос. А рядом – Господь. Лик строгий, глаза серьезные. От его взгляда на сердце стало печально, но не тоскливо, а светло, будто тихую задушевную музыку услышала.
– А это кто? – Она указала на сердитого старца.
Бабушка присмотрелась, прищурилась. – Это Николай Угодник – защитник всех едущих, идущих, плывущих, а теперь, поди, и по воздуху летающих. Во как! Если пойдешь куда одна, страшно станет, повторяй про себя: «Мы идем втроем. Впереди – Царица Небесная, за спиной – Николай Угодник». И никто тебя не тронет даже в самом дремучем лесу. Прости нас, грешных и вразуми, – она снова перекрестилась.
– А мне вот какую иконку подарили.
– И, хорошая. – Воскликнула радостно баба Таня. – Это кто ж? А, видать, Сам, значит, Господь наш новорожденный. А это – Царица Небесная. Рядом кто – не знаю, может, Отец Небесный? Держи при себе и молись, дочка. – Она встала, поковыляла к иконам, пошарила рукой. – Вот тебе, читай по три раза на дню перед Святыми образами.
На листке из школьной тетради в клеточку, карандашом, ровно и четко было написано – на легкие роды.
– Три раза, – наставительно повторила Татьяна Алексеевна.
– Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Яко Твое есть Царство и Сила и Слава. Аминь!
Гора с горой сходится, лодка с лодкой сощепляется. Шел Иисус Христос через поле, нес золотые ключи в приполе, младенцу ворота открывать и на руки брать. Пора – поросла трава, дал пору, как пращуру, Аминь! – Поглядывая на образа, шептала Лена. – Господи, Царица Небесная помоги, – хотела перекреститься, но застеснялась хозяйки. Поклонилась иконам и почувствовала несколько тупых, болезненных уколов в поясницу.
«Может, продуло в дороге?» – Прилегла. Отпустило.
Старая занималась хозяйством. Дров принесла, печку растопила. Лене стало неловко, рванулась помочь. Взялась вынести ведро с помоями, но чуть не выронила. Снова прострелило поясницу, лоб покрылся испариной. Легла и зашептала молитву. Сбивчиво, почти ничего не понимая, но старательно, словно ученица, выучившая урок. Боль не усиливалась, но и не утихала. «Это не схватки. Говорят, от схваток на стену лезут». Сползла на пол, начала ходить по комнате, слегка постанывая.
Вошла баба Таня. – Что, милая, больно, хватает?
– Ничего, сейчас пройдет. Лена ощутила, как отходят воды.
– Ты молитву не забывай, не забывай. Я к Валентине, я скоро, – накидывая платок и телогрейку, беспокойно повторяла хозяйка и, перекрестившись на иконы, молвила. – Помоги, Пресвятая Матерь Божья!
Двери в комнату оставила настежь. Потянуло свежим воздухом. Лена обрадовалась, шагнула в сени, зачерпнула кружку студеной воды, чуть отпила. Стало немного лучше.
– Куда же бабушка исчезла? – Забеспокоилась она. – Услышала шаги и резкий голос.
– Уф, натопила, Лексевна! Беги к Назаровым, к ним зять с машиной прибыл. А я здесь управлюсь. – Женщина вошла, щелкнула выключателем, положила стопку белья на кровать, закрыла дверь. – Просквозат, – пояснила она. – А ты, голубка, ходи, ходи, только не торопись.
Вернулась запыхавшаяся Татьяна Алексеевна, с ней соседка.
– Григорьевна, что с машиной?
– Беда, – запричитала Назарова, – зятек-то вчерась с моим загулял, не добудисси. Может, я чем помогу?
Баба Таня снова открыла двери, пошла в сени, распахнула чулан. Валентина накричала на нее. Но бабушка стояла на своем, – так надо!
– В уме повредились? Надо, надо. Еще замки отоприте, узлы развяжите. – Валентина вымыла руки поставила «подчиненных» перед собой и строгим голосом начала давать указания. – Ты, Григорьевна, воду грей. Ты, Алексеевна, белье разбирай, постель готовь.
Те бросились выполнять, но и «верные» приметы не забыли. Алексеевна достала бутылочку, спрятанную за иконами, дала попить Лене святой воды, сокрушаясь, что не слила ее с образа Божьей Матери. – Но счас уж не время, Ты молись, дочка, молись.
Валентина распорядилась, чтобы ей помогала Григорьевна, которая была моложе, а Лексевне велела никуда не отходить и читать: «Стану, благословясь, пойду, перекрестясь, из избы дверьми, из двора воротами, во чисто поле, во синее море» – Знашь таку молитву?
Баба Таня пошелестела за образами, достала тетрадку. Стала на колени, положила ее на пол и начала шептать.
– Вот, это дело, – успокоилась командирша. – Теперь давай, молодка, ложись. – Повела Лену к твердой, жесткой постели с чистыми простынями, – На-ка бутылку, дуй в нее, но не сильно.
Закончив все приготовления, она придирчиво огляделась вокруг, быстро перебрала простыни, опустив локоть в глубокий таз, определила температуру воды. Тщательно вымыла руки и воскликнула. – Ну, с Богом!
Ее помощницы заголосили. – Пресвятая Матерь Богородица, держит золотые ключи, открывает мясные ларцы, отпускает младенца из плоти...
Обкусанные до крови губы, горели. Любая попытка пошевелиться, отдавалась болью. Низ живота дергало и разрывало на части, словно его кромсали вдоль и поперек. Воспаленное горло саднило, будто кричала ночи напролет. Ничего кроме холодной воды не хотелось.
В комнате пахло травами и лекарствами. Лежа на мягкой перине с чистым, хрустящим бельем, Лена заметила, что на ней простой большой лиф с прорезанными чашечками, из которых выглядывали ее разбухшие груди.
Женщины, довольные тем, что роды прошли благополучно, собрались возле нее. Баба Таня радостно повторяла. – Спасибо Создателю, счастливая ты, без сучка, без задоринки справилась.
– Двое, двое, – послышался уверенный голос Валентины, и перед глазами Лены возникло тельце, похожее на печеное яблочко. – Дочка, прямо сникерс, – с гордостью сказала измотанная командирша и осторожно положила ребенка к правой груди матери. – Молочка пока нет, но ты их приучай.
– А сыночек – светленький, беленький. В кого только девка-то удалась, – размышляла баба Таня. Ну, ровно цыганка.
– Да почернее будет, – возразила Григорьевна, – чисто негра какая.
– Чьи ж деточки то? – Удивлялись старушки.
«Как чьи? Что тут спрашивать? Мои, мои», – повторяла про себя Лена и, повернув голову к образам, сухими губами прошептала.
– Спасибо Тебе, Господи!
Глава 19
День прошел в полусне. К вечеру Лена почувствовала себя лучше. Потихоньку
