– Не мешай, – сказала она, – дай пройти.
Но он не двигался с места.
– Нет, вправду, где мои глаза раньше были?
– Ну, пропусти, – сказала Ксения. – Делать тебе нечего, что ли?
– Ага, нечего, – весело согласился он, – лентяй я здоровый.
Ксения с упреком смотрела на него, и Алексей смутился, отошел в сторону.
Всякий раз, как он появлялся на ферме, Ксения цепенела: она боялась, что люди увидят, как он глядит на нее. И ей не нужно было смотреть на него, но Ксения не выдерживала, поднимала голову и всегда встречалась с его взглядом.
«И откуда ж ты взялся, такой глазастый?» – думала она.
С нетерпением ждала Ксения в эти дни того человека, который должен приехать из Сибири. Она даже по ночам просыпалась от шума ветра: ей все казалось, что скрипит калитка, что слышит она шаги во дворе.
Однажды в городе после собрания общины брат Василий познакомил Ксению с худым, болезненным юношей, шепнув ей на ухо, что это и есть долгожданный гость, что зовут его Михаилом. Бледный, с ввалившимися серыми глазами, с большим кадыком и впалой, узкой грудью, он вызвал у нее только жалость.
– Ты не смотри, что он такой, – утешил ее брат Василий, – пришлось ему приболеть продолжительно, а так парень что надо.
Брат Михаил глядел на Ксению преданно, просяще. Потупившись, она покраснела и пригласила его в гости.
Брат Михаил не заставил себя долго ждать. Он приехал на следующий же день. Ксения сидела с ним во дворе под черемухой. Из окна на лицо Михаила падал свет электрической лампочки, ночные бабочки бились о стекло, над ухом нудно ныл комар. Ксении было зябко и неуютно. Она молчала. Молчал и Михаил. Он тыкал носком ботинка в землю, вскидывал на Ксению глаза и улыбался. Наконец сказал:
– Вот, сестра, отгадай, что это будет такое: у человека взяли и ему же отдали?
– Не знаю.
– А ты отгадай.
– Не могу.
– Ну ладно, скажу, – великодушно проговорил Михаил. – Это ребро, сестра. Бог ведь взял его у Адама, а потом ему же и возвратил в образе Евы.
– Ишь ты, – сказала Ксения, – и много ты таких загадок знаешь?
– Знаю. Я вообще много чего знаю. А особенно я люблю кушанья разные готовить…
– Зачем тебе? – удивилась Ксения. – Это наше, бабье дело.
– Вот уж не думал, что ты такая отсталая. Другая женщина так не сготовит, как я. – Михаил обиделся, но сейчас же заговорил увлеченно: – Это, сестра, целая наука – еду готовить. У всякой нации свои кушанья. Вот китайцы с древности воспрещают смешивать мед и лук.
Ксения с недоверием покосилась на него.
– Отчего же?
– Нельзя, вредное будет соединение в желудке…
– Что ж ты поваром не работаешь?
– Я ведь все постиг самоучкой, образования специального нет.
Ксения помолчала, сорвала с черемухи лист и, разглаживая его на ладони, спросила:
– А вот ты знаешь, брат, сколько по-английски дважды два?
Михаил засмеялся, погрозил ей пальцем:
– Хитрая. На всех языках будет четыре. Математика!
Ксения бросила лист на землю.
– Ты и впрямь умный.
Они снова молчали. И снова Михаил мучительно подыскивал тему для разговора.
– Вечер вроде холодный, а жарко чего-то, – наконец выдавил он, но Ксения ничего не ответила, и Михаил приуныл. Скосив глаза, Ксения разглядывала его. Он был не то что некрасив, нет, в лице его была даже некая «приятность», как сказала Прасковья Григорьевна, но Ксении он почему-то напоминал Дармоеда: такой же костлявый и так же смотрит жалко, заискивающе, будто выпрашивает кусок хлеба.
Неожиданно Михаил хлопнул себя по щеке – это он комара убил – и обрадованно сказал:
– Ишь комар какой, крови-то насосался.
Ксения хихикнула.
– Чего ты? – спросил Михаил.
– Да так…
– Нет, причина была, скажи.
