позеленевшим лицом. Время от времени он скрывался в своей маленькой каюте, где для его единоличного пользования находился специальный сосуд с позолоченными краями. Еще полчаса, и все, качаясь из стороны в сторону под бушпритом, удобряли луга сорняков на дне моря.
– Медвежья болезнь, – посмеиваясь, сказал Зиппепь.
Смех застрял в горле: дверь открылась и появился Старый Козел.
– Вы кажетесь очень счастливыми на камбузе, – сурово сказал он.
Я был уверен, что он заметил и какао, и спаржу на столе, но промолчал. Он в два шага подскочил к плите, наклонился над кастрюлями и понюхал. Затем сунул длинный палец в кастрюлю с красной капустой, мигом повернулся и ткнул красный палец Зиппелю под нос.
– Что это? – прошипел он.
– Сурик, – ответил Зиппель, будто сурик был самой подходящей приправой для красной капусты.
Старик ничего не сказал. Он трясся от ярости, как кипящий чайник. Я уверен, что ему следовало вспомнить заповедь о любви к ближнему, потому что ничто иное не могло спасти нас.
– Это последняя соломинка, – сказал он наконец. – Марш обратно в кубрик, и явитесь утром на вахту. В четыре часа.
Эта собачья вахта – самое плохое, что испытывает моряк. Мы поползли прочь. Он позвал нас обратно.
– Думаю, лучше ничего никому не говорить об этой чепухе, понятно? – приказал он и прошествовал на корму.
Старый Козел был умным человеком. Через три дня с помощью опиума, касторки и молчания все пришло в норму.
19 октября утром мы прибыли в Фалмаут. Был солнечный, ветреный осенний день. Мы встали на якорь на внешнем рейде, потому что для захода внутрь требовалось заплатить пошлину. Старый Козел отправился на берег один. Он вернулся к вечеру. Оказалось, что утром мы пойдем в Корк. На борту царило уныние. Неделями мы были в море, весь день стояли на якоре, видя берег, но никому не разрешили попасть на него. Ночью на ветру скрипел рангоут, а утром старый парусный мастер с каплей, постоянно свисающей с носа, сказал всем, кто хотел послушать, что корабельное привидение гневается из-за скупости Старого Козла. Скоро мы узнали, что судьба припасла для нас.
До полудня мы прошли добрую часть пути, делая около десяти узлов по ветру. Ветер медленно менялся на юго-западный. На юге собирались серые бледные облака и скрыли солнце. Все стало серым. Ветер повернул на юг. Волнение возрастало, и волны, покрытые пеной, дрожали со сдержанной силой. Около четырех часов я освободился. Новая вахта появилась в плащах и сапогах. Мы отдыхали в кубриках, в тепле коек. Корабль трещал и дрожал при яростных шквалах. Мы не могли спать. Я услышал пронзительный свисток третьего помощника и хриплую команду Стовера:
– Готовьте бом-брамсель. Спускай.
Затем послышался топот ног на палубе, скрип блоков и грохот цепей. Парусный мастер был с нами.
– Это на него похоже, – с горечью говорил он. – С капитаном Хилдендорфом этого бы не случилось. Видели бы вы, как он проходил мыс Горн в шторм. Он не спустил ни одного паруса.
Никто не ответил. Мы лежали в койках напряженные и ждали команды «Все наверх».
– Глупая судьба, – сказал парусный мастер и вышел. Порыв ветра захлопнул за ним дверь.
Опять пронзительный свисток.
– Приготовиться опустить верхние брамсели.
Снова лязганье цепей, скрип блоков и хлопанье провисших парусов на ветру. Послышался треск, как удары кнута, потом словно выстрел пушки. Я высунул голову и увидел свинцовое небо. Палуба была покрыта пеной, а высоко надо мной развевались обрывки верхнего брамселя. Убирали брамсель бизани.
– Когда дойдут до грот-мачты, Старый Козел вызовет нас, – сказал Крамер.
В следующий момент мы услышали хорошо знакомые шаги и масленый голос произнес:
– Думаю, пора поднять свободных от вахты.
Мы, злые, выскочили из коек даже раньше, чем Стовер приказал:
– Все наверх.
Снаружи были натянуты страховочные тросы, лодки прочно закреплены. Старый Козел в своей белой фуражке стоял на мостике – узкий силуэт на фоне темного неба.
– Ну, начинается, – прошептал мне Крамер.
– Приготовиться, взять гитов и бык-гордень!
Мы побежали по своим местам. И началось!..
– Тяни, еще тяни! – выпевал боцман, и мы бросались на бык-гордень со всей силы, пока руки не начинали гореть, а тело не взмокало от пота.
Грот сражался с нами, как дикий зверь в западне. Он трещал и скрипел, и понадобилось целых полчаса, чтобы закрепить его.
Боцман повернулся к Витачеку:
– Макс, надо снова закрепить верхний брамсель. Возьми с собой пару ребят. – Его голос был слышен даже сквозь шторм.
Витачек кивнул:
– О'кей. Прин и Стаабс, пошли. – Он прыгнул на ванты.
Мы последовали за ним. Наверху шторм казался еще сильнее. Мачта дрожала под его ударами. Ванты раскачивались, плащи шуршали, как сухие листья.
Наконец, мы добрались до паруса и медленно поползли к ноку. Корабль накренился на правый борт. Мы висели прямо над морем на высоте девяносто футов, яркая пена волн мерцала под нами. Было почти невозможно управлять парусом. Ветер вырывал его снова и снова, мокрая парусина хлестала по ногам. Похоже на то, будто держишь гуся за шею, когда он бьет тебя крыльями.
Раздался визг. Стаабс повис на ноке, ноги беспомощно болтались в воздухе. Парус сбросил его с веревочной лестницы. Витачек боком подобрался к нему, схватил за шиворот и поднял обратно. Стаабса послали на салинг, а мы с Витачеком управлялись с парусом вдвоем.
К семи часам стало темно. Казалось, шторм ждал ночи. С каждой волной мы черпали на борт огромное количество воды, она текла по палубе, смывая все, что не было крепко привязано. Вахта всю ночь простояла на мостике, потому что на палубе нельзя было удержаться.
Об отдыхе и мысли не возникало. Старый Козел снова и снова гонял нас на ванты. Дважды за ночь мы меняли курс с правого борта на левый, а это значит – поднять паруса и снова опустить…
На следующее утро мы оказались на восемь миль дальше от Корка, чем накануне вечером. Это не было ошибкой Старого Козла. Он сделал все, что может сделать моряк при таких обстоятельствах. Шторм оказался хозяином положения.
Весь день мы лавировали между Хук-Пойнт и Сапел-Хед, но не могли продвинуться вперед. Мы промокли до костей и висели на страховочных тросах, как пауки, охваченные осенним морозом.
В десять часов вечера Старый Козел созвал офицеров на совещание. Они решили искать убежище в Дублине.
Мы установили фоковые паруса, плыли всю ночь и утром оказались недалеко от Дублина. Он скрывался в тумане. Низко висящие облака, казалось, подметали море хвостами дождя. Шторм продолжался.
К одиннадцати часам мы увидели длинный ряд мачт, обозначавший дорогу в гавани, как аллея тополей туманным утром. Мы искали плавучий маяк и бакены, но в тумане ничего не могли различить.
Внезапно сигнальщик закричал:
– Бакен по левому борту.
С мостика вахтенный офицер скомандовал:
– Лево на борт.
Я стоял в средней части корабля с веревкой в руках. Старый Козел прыгнул на палубу и закричал:
– Отдать якорь! Мы тонем.
В тот же момент раздался глухой звук, корабль вздрогнул. Старик закричал:
– Все на корму, надеть спасательные пояса!
Опять этот глухой звук. Мы прочно сели на мель. Буруны волн перекатывались через нас, паруса шлепали друг о друга, фок-мачта качалась, будто собираясь обрушиться.
