На железной кровати сидела, скорчившись, хрупкая женщина, с головой и плечами, укутанными в грубую чёрную шаль. «Это моя жена, Хадасса»-сказал Кохен. «Она не говорит по-английски.»
Г-н Кохен прошёл к маленькой железной детской кроватке, которая стояла в дальнем углу. «Это наш ребёнок»-сказал он.
Я наклонилась над кроваткой. Ребёнок был укрыт только куском полотенца. Чёрные волосы только усиливали восковой цвет лица. Я даже подумала, что она уже умерла. Но она открыла глаза и посмотрела на меня. В этих чёрных глазах было что-то знакомое. Где я это уже видела? Нет это было невозможно.
Голос г-на Кохена прервал мои мысли. «Ну, что, вы берёте её?»
«Да, я возьму её»-ответила я. «У вас есть во что её завернуть?»
Г-н Кохен сказал что-то на языке, который я принял за идиш, и женщина на кровати вдруг ожила. Стащив с себя шаль, она завернула в неё ребёнка. Где то на кроватке она нашла бутылочку с небольшим количеством молока и засунула её в шаль с ребёнком. Затем она передала всё это в мои руки.
Я пошла к двери, а г-н Кохен пошёл вслед за мной. Я остановилась в дверном проёме. «Вы не сказали мне, как зовут ребёнка.»
«Её зовут Тиква»-сказал он. «Это надежда на иврите Я запишу её имя на бумаге.»
Из одного кармана он вытащил карандаш, а из другого помятый лист бумаги, который был похож на счёт. Встав на одно колено, он расправил лист на камне и написал на нём несколько слов. «Мы вынуждены были продать стол. чтобы купить лекарство»-сказал он, не поднимая головы, «но оно совершенно не помогла?» Затем, вскочив на ноги, он засунул бумагу в шаль, рядом с бутылкой.
Без всякого промедления, я отправился обратно в дом мисс Ратклифф. Последние лучи дневного света всё ещё были видны на небосклоне, но узкая улица была почти что тёмной. Ребёнок немного поплакал, затем замолчал. На дороге на Яффу владельцы магазинов быстро закрывали ставни. На улице осталось совсем немного прохожих.
К тому времени, когда я добралась до площади Алленбай, сгустилась тьма, и улицы опустели. Я различила перед собой очертания стен Старого Города. Я подумала о первой ночи, когда я увидела её с такси с мисс Густафссон. Тогда она показалась мне такой далёкой и непривлекательной, но сейчас её тёмная нависающая масса казалась надёжной защитой. Инстинктивно, я попыталась идти как можно ближе к ней.
Я только преодолела последние возвышение к дому мисс Ратклифф, когда темнота передо мной наполнилась резким, протяжным, орущим звуком, который отозвался многократным эхом. Страх парализовал все клетки моего тела. Я прижалась к стене дома, крепко держа ребёнка в руках, еле дыша. Что-то двигалось по направлению ко мне. Я прищурилась, чтобы различить очертания. Вдруг я вздохнула с облегчением. По улице медленно шёл одинокий осел»
Я немного подождала, может быть, кто-то шёл за ослом, но никого не было. Когда я снова начала двигаться, мои колени стали мокрыми от страха. Последним усилием воли я добралась до дома мисс Ратклифф, на ощупьсп устилась по лестнице, открыла железную дверь в свою комнату и положила ребёнка на кровать.
Я зажгла лампу, выложила дно плетёного сундука нижним бельём, положила туда ребёнка и укрыла её мягким шерстяным свитером, который мама прислала мне на Рождество. Затем я взяла из кладовой бутыль с оливковым маслом, вылила несколько капель на пальцы и слегка помазала лоб ребёнка.. . «Во имя Твоё, Господь Иисус!»
До восхода солнца на следующий день я снова зажгла лампу и подняла её над сундуком, в котором лежала Тиква. Я мягко положила свою ладонь на её лоб. Он всё ещё был сухим и горячим как огонь. Она выглядела ещё более хрупкой, с жёлтой кожей, сильно натянутой на скулах. Свет от лампы заставил её открыть на минуту глаза. Когда наши глаза встретились, я снова заметила некое сходство. Где же я видела их раньше?
И вдруг я вспомнила день молитвы в пятидесятнической церкви в Корсоре! Стоя там на коленях, я почувствовала очень сильное присутствие Божие, почти осязаемое. И затем я увидела лицо ребёнка с тёмными глазами, уставившимися на меня. Ребёнок лежал в чём-то, похожем на ящик. Ну, конечно! Я видела Тикву, а «ящиком» был мой плетёный сундук!
Итак, всё это действительно было подготовлено Богом прежде, чем произошло на самом деле! Это было потрясающее откровение. Как важно мне было быть верной в своей роли, чтобы Бог смог полностью добиться исполнения Своих планов. В подвале были только Тиква и я но та драма, в которой мы принимали участие, дирижировалась с неба.
Молоко в бутылочке свернулось. Я сполоснула её, наполнила питьевой водой и приложила к губам девочки. Она смогла сделать всего лишь несколько слабых сосательных движений. Я плотнее завернула её в свитер, и затем легла в постель, чтобы дождаться рассвета.
Лёжа в постели, я начала составлять в уме список всего, что мне понадобится в ближайшее время: молоко, пелёнки, английские булавки, ночная рубашка, чистая простынь, и если возможно, ещё одна бутылка. Хватит ли на всё это восьмидесяти шести центов? А что если с Тиквой что-то случится, когда меня не будет дома?
Мои мысли были прерваны звуками с внутренней лесницы. Это было постукивание трости Нижмех. Я встала и открыла для неё дверь и посадила её на стул.
«Извините за столь ранний визит сказала она, «но Господь разбудил меня перед рассветом и сказав принести вам вот это.»Она положила мне в руку два доллара. «Это мало, и я не знаю, почему вам это нужно именно сейчас но Бог знает!»
Я смогла заговорить только через минуту. «Нижмех, помнишь вчера мы говорили о больном ребёнке?»
«Конечно, я помню о ней. Я с тех пор молилась о ней. Вы собираетесь взять её?»
«Не
«Вы пошли вчера? После наступления темноты? Где же она?»
«В моём плетёном сундуке. Но она очень слаба.»
Взяв Нижмех за руку, я повела её к сундуку. Там мы вместе встали на колени. Я мягко положила руку
