В доме не было ни канализации, ни водопровода. Однако осмотрев дом с тыла. я обнаружила общий двор с городской водой, накачиваемой на цементное основание в центре. С одной стороны несколько листов рифлёного железа на шестах служили крышей над рядом умывальников из оцинкованного железа Я увидела, как несколько женщин стирали в умывальниках, в то время, как другие несли воду домой в больших бидонах из-под керосина. С другой стороны был ряд деревянных будок туалетов. Это были просто глубокие ямы в земле, на которых были деревянные ящики с круглой дыркой и крышкой. Этот санузел, как и вода, явно был общественной собственностью обитателей шести домов в округе не говоря о тьмах мух.
Возвращаясь в свою квартиру, я заметила, что нижний этаж под моей квартирой был оборудован под бакалейный магазин. Изнутри раздавались знакомые звуки торговли то на арабском, то на идише. Дверь другой комнаты нижнего этажа была закрыта, а ставни захлопнуты Невозможно было видеть, кто там живёт.
К девяти часам я была уже в постели, уставшая от дневных занятий и готовая ко сну, как вдруг я услышала звук голосов и сдержанный смех в бакалейном магазине подо мной. Затем поставили пластинку «Эх, ухнем» в исполнении мужского хора. Посередине песни патефон заедал, и начиналось бесконечное повторение одного и того же-«У-у-хнем-У-у-хнем-У-у-хнем.» В конце концов, кто-то переставил иголку, и пластинка доиграла до конца.
«Разве можно представить себе что-то более смешное» сказала я сама себе, «как играть 'Дубинушку' в это время ночи и где в бакалейном магазине!»
Пока я раздумывала над этим, патефон снова заработал Вот это да! Та же самая песня! И снова иголку заело на том же самом месте. Когда это случилось в третий раз, я заподозрила что-то неладное. Неужели это делалось нарочно?
После того, как пластинку проиграли в четвёртый раз, сомнений уже не оставалось. До переезда в Маханех Йехуда, я раздумывала, как Еврейская община отреагирует на языческое вторжение. Теперь у меня был ответ на мой вопрос. Комитет 'Добро пожаловать' работал во всю!
К полуночи я прослушала песню 'Дубинушка' раз сорок. Пластинку преданно заедало на одном и том же месте. Иногда 'У-у-хнем' звучало по две минуты. Кто бы ни был там внизу в бакалейном магазине, он проявлял такое усердие, которое было бы весьма похвальным, если бы было употреблено на что-то более благородное
С каждым повторением песни, сон удалялся от меня всё дальше и дальше Я купила ватные тампоны для Тиквы и попыталась теперь засунуть их в уши, но резонанс от этих мужских голосов проникал даже через вату Поняв, что Тиква не спит, я встала, чтобы подойти к ней. Она лежала на спине с широко раскрытыми глазами, воркуя сама себе. Музыка ей нравилась! «Тиква»-сказала я, «на этот раз наши мнения не совпадают!»
После трёх часов утра усталость взяла своё, и я впала в сонное забытьё, под музыкальное сопровождение.
На следующий день я сразу же поняла, что нахожусь в центре внимания всей общины, разместившейся в шести домах. Когда я шла в туалет или за водой, женщины замолкали, поворачивались и начинали смотреть на меня. Дети открыто хихикали и тыкали в меня пальцем, бросая ремарки на непонятном мне языке. Я вспомнила атмосферу школьного двора в Корсоре, после того, как узнали о моём крещении. Только в Корсоре у меня был авторитет учителя, и я знала язык.
К 4-м часам всякая деятельность на участке между домами прекратилась, и я поняла, что началась суббота. Я ушла в свою квартиру и попыталась поразмыслить над многими вещами, но внутренне я сражалась со всё возрастающим напряжением. Повторится ли серенада предыдущей ночи? Или же запланированы новые формы протеста?
Я следила за стрелкой свои часов, пока они оттикивали часы. Девять часов ничего. Десять часов. Но тишь ночи не нарушалась. Очевидно, мои соседи больше не собирались приветствовать меня в тот вечер. Может быть, их сдерживало уважение к субботе. Я слишком устала, чтобы строить дальнейшие домыслы, и поэтому я с облегчением вздохнула и быстро заснула крепким сном.
На следующее утро я постирала Тиквины пелёнки и кое-что из своего нижнего белья и повесило это на бельевой верёвке во дворе. В полдень я пошла, чтобы снять бельё, и обнаружила, что всё было сорвано и втоптано в пыль «Стыд и позор тому, кто это сделал!»- воскликнула я Я осмотрелась вокруг, ища виновного. Никого не было видно, но тем не менее, я чувствовала на себе взгляды многих глаз. Придав себе как можно больше достоинства, я собрала разбросанное бельё и вернулась в квартиру
Усевшись за стол, я попыталась прийти в себя. Я была готова к периоду привыкания к Маханех Йехуда и даже к одиночеству. Но что же я сделала такого, что вызывало такую враждебность в этих людях, с которыми я даже не говорила? Либо я совершила серьёзную ошибку, переехав сюда, либо мне нужно было усвоить какие-то новые уроки, которых я не понимала Я вспомнила, что сегодня мисс Ратклифф должна была переезжать в свой новый дом в Мусраре.
Завтра же я пойду к ней и спрошу её совета. Дом мисс Ратклифф в Мусраре находился примерно в двух
километрах от Маханех Йехуда. Я отправилась в воскресенье рано утром, толкая перед собой Тиквину колясочку. Когда я покидала Маханех Йехуда, у меня с души упал камень, и я запела. По своему, Тиква разделяла моё освобождение, хлопая в руки и копируя мои звуки. Нижмех и Мария с восторгом встретили нас и настояли, чтобы
присмотреть за Тиквой во время служения. В конце я отвела мисс Ратклифф в сторону и рассказала о враждебном приёме в Маханех Йехуда. «Я действительно не понимаю, почему они так ко мне относятся»- сказала я в заключение, «я не сделала ничего такого, что могло бы их обидеть.»Мисс Ратклифф помолчала немного. Затем она сказала: «Корни
вашей проблемы имеют многовековую историю Прежде всего, вам надо понять, как Евреи относятся к Христианству. Для них это вопрос этнического и культурного наследия, а не личной веры. Здесь, ты автоматически либо Еврей, либо мусульманин, либо Христианин.» «Но что они имеют против Христиан?»
«Ответ Евреев на этот вопрос печален но для них самих очень убедителен В средние века, крестоносцы, с эмблемой креста, уничтожили все Еврейские общины в Европе. Позднее, им удалось захватить Иерусалим они называли это 'освобождением' Иерусалима они пролили больше крови и были более жестоки, чем все предыдущие завоеватели, за исключением, может быть, римлян. Позднее, в гетто Европы и России, именно Христианские священники, с крестами в руках, возглавили жесточайшие нападения на Еврейские общины.»
«Но я бы не назвала таких людей Христианами, не говоря о том,чтобы делать что-то подобное!»
