выпрыгнул из ванны и небрежно промокнул ноги. Взял одежду и поднес ее к подсвечнику. Да, то же самое: черные панталоны до колена, чулки, туфли, рубашка с гофрированными манжетами. За исключением темно-зеленого сюртука с разрезами — на мужчине, только что вышедшем из комнаты, был коричневый. В этом доме принято носить карнавальные костюмы. Наряд эпохи Регентства. Что ж, если кров, бренди, ванна, сухая одежда и предстоящий ужин было самым малым, что эти люди могли для него сделать, то самое малое, что мог сделать для них Люк Госфорт, — это нарядиться в маскарадный костюм, попытавшись сохранить при этом серьезный вид. Так что, еще раз вытерев ноги, он принялся натягивать длинные черные чулки.
— Хорошенькая замена, — бормотал он, коверкая слова на манер кокни. [5] Он всегда так делал, когда случалось что-нибудь неожиданное и картина мира представлялась ему не вполне ясной.
Держа свечу в вытянутой руке, Бетти стояла перед высоким зеркалом, изучая свое отражение, — поначалу критично, стараясь убедиться, что все сидит должным образом, без досадных просчетов, потом отступила на шаг назад, чтобы насладиться зрелищем. Конечно, волосы оставляли желать лучшего — в прическе чего-то не хватало (впрочем, можно попытаться ее переделать), но общее впечатление было великолепным. Из зеркала на нее смотрела вовсе не Бетти Госфорт, и в то же время она чувствовала, что больше чем когда-либо похожа на самое себя, на ту, какой она всегда себя представляла. Слава богу, с ее руками и плечами она могла позволить себе декольте любой глубины (хотя это, пожалуй, было немного чересчур, особенно в незнакомой компании). Она повернулась в одну сторону, потом в другую, улыбаясь самой себе через соблазнительно обнаженное плечо. Потрясающе! В длинном платье с высокой талией она казалась выше и величественней, но в то же время оно делало ее более женственной и соблазнительной — настоящая дама наполеоновских времен. Но с этими ужасными волосами нужно было что-то делать. Она поставила свечу на туалетный столик и еще раз вытерла голову полотенцем и причесалась. В маленьком выдвижном ящике под зеркалом нашлись несколько широких лент. Как бы их приладить, чтобы достойно завершить туалет? Это занятие настолько поглотило ее, что она и думать забыла обо всем на свете, но, к сожалению, лишь на некоторое время.
Когда чуть позже Бетти, шурша юбками, спускалась вниз по широкой пологой лестнице, блеск маскарадного наряда резко контрастировал с ее душевным состоянием. Она с трудом подавляла замешательство и растерянность — ситуация, согласитесь, была довольно странная; кроме того, ей очень хотелось есть. Внизу стоял мужчина и, похоже, ждал именно ее. Бетти приблизилась, и он с улыбкой протянул ей руку. Не задумываясь, она вложила руку в его ладонь, и мужчина помог ей сойти с последних ступенек.
— Добро пожаловать, — сказал он, по-прежнему улыбаясь и не выпуская ее руки.
Он был средних лет, что-то, возможно, около пятидесяти, и в его густых вьющихся волосах проглядывала седина. Черты лица, вполне под стать довольно массивной фигуре, были тяжеловаты, но их оживлял быстрый, ясный взгляд, в котором она сразу почувствовала что-то очень мужественное. Ворот рубашки был повязан широким галстуком, из-под темно-коричневого сюртука виднелись гофрированные манжеты. Костюм довершали черные панталоны до колена и чулки, однако все это не создавало впечатления маскарадного костюма. Она была уверена, что это его повседневная одежда. И не успела она спросить себя, что происходит в этом доме, он, словно угадав ее замешательство, продолжил:
— Моя племянница сейчас к нам присоединится. Так же, как и ваш… э-э… компаньон, муж, любовник…
— Муж, — она улыбнулась в ответ. — С вашей стороны очень мило…
— Нет-нет, не стоит, мы счастливы, что в такой вечер вы составите нам компанию, — прервал он ее. — И не надо церемоний. Зовите меня сэр Эдвард, или даже Нед, если вам так больше нравится. Как мне обращаться к вам?
— Бетти.
Это вырвалось у нее прежде, чем она спохватилась. Ей хотелось сказать, что ее зовут миссис Госфорт, и еще раз извиниться, и объяснить, что случилось с машиной и так далее, но почему-то не получалось. А в следующую минуту он уже вводил ее, с видом крайне церемонным, в длинную, обшитую деревянными панелями комнату, где необычайно ярко пылал камин и несколько канделябров, наполняли помещение приятным рассеянным светом. В дальнем конце комнаты стоял обеденный стол, накрытый на четверых. Сэр Эдвард усадил ее на стул с высокой прямой спинкой рядом с камином.
— Надеюсь, — он немного наклонился вперед и глубоко заглянул ей в глаза, — вы не откажетесь разделить со мной бокал хереса, Бетти. Правда? Отлично! — Голос у него был властный, сочный, словно у какого-нибудь известного актера, но в то же время довольно своеобразный и волнующе мягкий — совсем не похожий на голоса Люка или его друзей, которые звучали намного выше, чем его, — и более агрессивно. Было такое впечатление, что этот человек — она отметила это, когда шла к буфету за хересом, — склонял свой голос и взгляд к собеседнику, а не швырял их в него, как это делали Люк и его друзья, и любая женщина неизбежно сочла бы эту обезоруживающую манеру в высшей степени привлекательной. Несмотря на свой возраст и причудливый наряд, этот сэр Эдвард казался ей одним из самых привлекательных мужчин, каких она знала.
— Позвольте заметить, — он окинул ее взглядом, когда они пригубили херес, — что это платье вам бесспорно к лицу.
— Я в восторге от этого платья. Только вот волосы все портят.
— Они непривычно короткие, Бетти. — Он снова ей улыбнулся. — Наверное, новая мода — бьюсь об заклад, что французская, — которая до нас еще не дошла. Но стиль восхитительный. При таком освещении ваша гладкая темная головка наводит на мысль о полуночи, в которой мелькают огоньки. Если бы у вас были темные глаза, — продолжал он, задумчиво ее разглядывая, — ваши волосы нравились бы мне меньше. Но, по-моему, глаза у вас серые…
— Да, они
— …глаза теплого серого цвета блистают, несомненно, так же, как и серый бархат на ярком солнце.
Речь его текла медленно, и тон ее был невообразимо мягок и насыщен. В глубинах его, казалось, скрыто желание, словно он уже много лет ждал, чтобы заглянуть именно в такие глаза, и знал, что это мгновение сделает его желание еще более острым.
Чтобы скрыть неловкость, хотя ее нельзя было назвать неприятной, Бетти поднесла к губам бокал. Херес казался намного крепче, чем любой подобный напиток, который она когда-либо пробовала. Теперь, когда сэр Эдвард хранил молчание, — хотя она знала, что он продолжает ее рассматривать, — наступил удачный момент объяснить насчет машины, въехавшей в канаву, и, может быть, задать вопрос-другой об этом доме, семье, которая в нем живет, и маскарадных костюмах. Но почему-то, когда этот момент настал, она не видела никакой особой причины пускаться в объяснения или расспросы.
— Я считаю себя джентльменом, — сказал он почти с сожалением, — и поэтому вы можете быть уверены, что я не нарушу законов гостеприимства. Но должен предупредить вас, Бетти, что у меня страсть к
Она подняла на него глаза, спрашивая себя, не старается ли он банально соблазнить ее, и напряженно пытаясь понять, что ей делать, если дело обстоит именно так. Было бы просто нечестно по отношению к девушке, если такой утонченный мужчина вдруг превратился бы в серого волка. Но он всего лишь, — она не смогла бы сказать, доставило ли ей это облегчение или разочарование, — подарил ей долгую улыбку и медленно отошел к буфету, чтобы наполнить бокал. Вернувшись, он сел напротив, поставив бокал на колено. Он меньше всего походил на человека, одолеваемого страстью, и в тоже время, — Бетти это почувствовала, — какие-то искорки продолжали танцевать между ними, мешаясь с отсветами камина.
— Поговорите со мной, — попросила она, подождав немного. — Незачем думать о чем-то про себя, просто скажите. — Прозвучало так, будто они были знакомы целую вечность; но он сам был в этом
