виноват.
Его лицо оживилось.
— У вас необычайно резкая манера выражать свои мысли, Бетти…
— Простите…
— Нет-нет. В этом есть определенный шарм, хотя, если бы вы были старше и не такая красивая, я бы, возможно, так не думал. — Он улыбнулся ей из-за медленно поднятого бокала.
— Скажите мне, о чем вы думали, пожалуйста, сэр Эдвард. — И опять это вырвалось у нее прежде, чем она успела вспомнить, что они только что познакомились.
— Я думал, — медленно начал он, — что в середине жизни многие мужчины либо начинают умирать — у меня полно знакомых англичан, которые мертвы, но не похоронены, — или все больше и больше, с нарастающей страстью, умом, если не телом, обращаются к
— Да. — Она серьезно посмотрела на него. — Я всегда считала, что мужчина особенно неистово желает женщину, когда он молод.
— В молодости мужчина желает женщину, как желают говядину и пудинг. И возможно, что именно это большинство женщин и предпочитают.
— Мне так не кажется.
— Но мужчины моего возраста, — продолжил сэр Эдвард, — те, которые все еще живы, а не превратились в обремененные плотью привидения, по ошибке ускользнувшие из могилы, смотрят на женщину как на воплощение высшей тайны. Она одновременно богиня и жрица неизвестного культа. Она — другая сторона вещей, обретающая изысканную форму и цвет, чтобы привлечь нас, и говорящая на нашем языке, чтобы мы могли ее понять. У нее дипломатический паспорт Луны. Она — последняя жительница Атлантиды и всех потерянных царств. В ней больше, чем во всем Китае, чуждого, но притягательного и очаровательного. Мужчины в молодости, не успев забыть вкус материнского молока, не могут все это воспринять. И только с возрастом мы понимаем, что женщина, даже юная, как весенний цветок, всегда старше нас.
— Вы не можете так на меня смотреть, — сказала Бетти, — и не можете верить всему, что сейчас говорите.
— Конечно, могу. И какая-то часть вас знает, что я прав. Та часть, которая не принадлежит вам всецело, Бетти. Потому что Бетти, просто как Бетти, может быть робкой, застенчивой, гадать, хорошо ли уложены ее волосы, волноваться, приятная ли она собеседница, может даже бояться того, что принесет ей эта ночь…
— Откуда вы это знаете? — воскликнула она, но без тени протеста в голосе.
— Но Бетти как женщина есть именно то, что я сказал. И когда вы сможете наслаждаться, как наслаждаюсь я, этим контрастом между простотой отдельно взятой девушки и гордостью, величием и тайной древней империи, имя которой женщина, вы будете очарованы вдвойне. Прибавьте сюда, — он посмотрел на нее с нарочитой строгостью, в которой, однако, была доля нежности, — волосы цвета полуночи с мерцающими огоньками и глаза цвета дыма и серебра — и представьте все разрушения…
В комнату вошла девушка. Бетти не могла точно сказать, рада ли она ее видеть. Присутствие еще одной девушки в этом странном доме успокаивало, но она бесцеремонно скинула Бетти с пьедестала Женщины, великой и таинственной, несмотря на то, что приходилась сэру Эдварду всего лишь племянницей. К тому же девушка, несомненно, отличалась красотой. У нее были золотисто-рыжие кудрявые волосы, искусно уложенные на прямой пробор, и большие тепло-карие глаза. Ее прелесть подчеркивало такое же, как и у Бетти, белое платье в стиле ампир, но отделанное изящной бледно-голубой сборчатой лентой, окаймлявшей ее обнаженные плечи. Концы ленты сходились под грудью в узел, по форме напоминавший перевернутое сердечко. Она была года на два — на три моложе Бетти, которой пришлось признать, что выглядит девушка очень мило. Впрочем, она показалась бы ей еще милее, если бы не производила такое сногсшибательное впечатление.
— Дядя Нед, — заявила она, мило улыбаясь, — ужин сейчас будет готов.
— Бетти, — сэр Эдвард поднялся со стула, — позвольте мне представить вам мою племянницу Джулию. Я обещал нашему второму гостю проводить его к ужину. Джулия, дорогая, он в маленькой комнате наверху. Сбегай, пожалуйста, и постучи ему в дверь.
Джулия упорхнула прочь, оставив Бетти и сэра Эдварда стоять у очага.
— Она просто очаровательна, — пробормотала Бетти, поднимая на него взгляд.
— Это правда. Она восхитительна. — Улыбаясь, он молча смотрел на нее. — Но, признаюсь, сейчас я бы предпочел, чтобы ее здесь не было. Хотя, конечно, как я мог забыть… Ваш муж тоже здесь.
Он нежно взял ее за подбородок и осторожно приподнял лицо.
— Вы влюблены в своего мужа, Бетти?
— Была. Но не думаю, что это продолжается до сих пор, — неуверенно ответила она.
— Какая жалость.
— Да, вы правы. И все же…
Она не продолжила, потому что понятия не имела, что тут можно еще сказать. Она боролась с желанием закрыть глаза, находившиеся теперь так близко от его глаз, в которых читался откровенный мужской вызов.
— Законы гостеприимства… — мягко произнес он. — Вовсе не обязательно так педантично им следовать, а?
— Ну… — Тут ее глаза закрылись сами собой. Дальнейшее происходило помимо ее воли.
Она почувствовала, как его руки осторожно, но вместе с тем умело сомкнулись у нее на спине. В последовавшем затем поцелуе не было ничего победительного или страстного, напротив, он казался скорее робким и беспомощным, и при желании она вполне смогла бы его избежать. Однако он потряс ее, показавшись самым сокровенным и дорогим, — ничего подобного она давно уже не испытывала. Этот поцелуй вернул ее самой себе, заставив ощутить себя невероятно живой и очень любимой. Бетти открыла глаза и мягко отстранилась, колени у нее слегка дрожали.
— Что такое поцелуй? Нечто среднее между небрежным приветствием и слиянием губ на пути в вечность, — заметил сэр Эдвард. — Но иногда мужчина и женщина обмениваются поцелуями, полностью осознавая друг друга и получая от этого внешнее наслаждение. Этим поцелуем они признают друг друга, принимают друг друга, воздают друг другу должное — это уже не дружеский поцелуй, но пока он не подгоняем и не ослеплен страстью. Это поцелуй любви, которая еще не готова разрушить себя во мраке ночи. В нем есть все, что может случиться, но оно не выходит за рамки индивидуального: личности этого мужчины и этой женщины. Вы согласны, Бетти?
Она была согласна, и стоило ей согласиться, как она обнаружила себя в плену коварной мысли, что все сказанное ей сэром Эдвардом она всегда хотела услышать от мужчины, хотя, быть может, выраженное немного другими словами, и что он вел себя именно так, как, по ее мнению, должен вести себя мужчина, хотя его действия несомненно удивляли ее. Непостижимо, но все выглядело таким образом, будто она сама его придумала, нарисовала в мечтах. В то же время и он, и дом, в котором они находились, не имели ничего общего со сновидением: она могла потрогать каждый предмет, ясно видела любую мелочь. Все было невероятно, фантастично, но совершенно реально. На самом деле то, что случилось раньше в этот день: утренняя суета, дурацкая поездка в никуда сквозь дождь и темноту, бессмысленные перебранки — все
— Да, сэр Эдвард, — услышала она свой голос, — я всегда это чувствовала…
Одежда сидела неплохо, и Люку даже понравилось, как он выглядит в темно-зеленом сюртуке. Только галстук, или как там он еще называется, с которым он безуспешно сражался уже десять минут, сильно измялся, но никак не желал завязываться. Он держал его в руках, когда услышал стук и пошел открывать дверь. Стоявшая на пороге девушка была так красива, что у него захватило дух.
— Меня зовут Джулия, — представилась она, — и дядя прислал меня за вами, чтобы проводить к ужину. Вы, наверное, очень проголодались, правда?
Он перевел дыхание.
