ствол. Шестым, а может, седьмым или десятым чувством предугадав дальнейшее развитие ситуации, он бросился на тротуар перпендикулярно направлению движения автомобиля и откатился за крыльцо ближайшего подъезда — одновременно с треском автоматной очереди.
Стрелявшие, очевидно, были уверены, что попали в него — бросок выглядел так, будто тело отбросило пулями.
Женька подождал, пока звук мотора затихнет, сел на тротуар. Испуганно остановившиеся прохожие, увидев, что он жив, продолжили свой путь.
«Началось, — понял Женька. — Где ж вы раньше-то были?..»
44
Голос принадлежал неизвестному. Петр хотел бросить трубку, но его удержали:
— Нам кажется, вы будете заинтересованы в этой встрече лично.
— А мне так не кажется! — отрезал Петр.
— Что ж, если вы не хотите больше видеть вашу актрису, можете отказаться… — и в трубке раздались гудки отбоя.
«Актрису?.. Какую актрису?.. Они сказали…» Петр набрал номер Сабуровых, но телефон молчал. Это усилило его тревогу. Он позвонил Женьке, его не оказалось дома. До встречи оставался час. Согласно ее условиям, Петр должен был прийти один, без оружия, звукозаписывающих и подслушивающих устройств, и при этом никого не ставить в известность. Предупреждение о Нике (никаких других актрис в числе его знакомых не было, речь могла идти только о ней) выбора не оставляло.
Он хотел написать записку Каменеву — по служебному телефону говорить было небезопасно, а на улице его наверняка возьмут под наблюдение, — но потом решил, что и это ничего не даст. Заперев документы в сейф, сел за стол и принялся бездумно отсчитывать секунды.
Минут через сорок он вышел на Кропоткинскую, пешком дошел до Волхонки и, как договорились, направился по левой стороне улицы в сторону Кремля. Было десять часов вечера. Поначалу не мог понять, чем настораживала его обычно немноголюдная в это время суток улица, пока не обратил вниманий на пустынную мостовую. Не было слышно даже привычного гудения троллейбусов. Вдали на набережной монотонно мигал желтый огонек светофора. По противоположной стороне улицы, разглядывая витрины, не спеша прошли солдаты военного патруля.
Напряженное затишье с предстоящей встречей Петр не связывал. Тревога за Нику смешивалась с негодованием по поводу бандитских методов заговорщиков. Он понимал, что сейчас ими будут выдвинуты какие-то условия, и твердо решил требовать в ответ освобождения девушки. Чтобы успокоиться, стал отсчитывать шаги. Это отвлекло. Несколько раз оглянулся, но никого, кто мог бы выдатъ слежку, не увидел.
Через сто семнадцать шагов к бордюру мягко подкатил черный бронированный лимузин. Уличные огни отражались в его надраенном кузове и тонированных стеклах. Еще до того как отворилась задняя дверь и голос из глубины салона требовательно произнес: «Садитесь, Петр Иванович», Швец понял, что этот «летучий голландец» пришел по его душу.
«Уж не Харон ли приплыл за мной на своей лодке?» — подумал он, утопая в мягком сиденье.
Сработала защелка автоматического запора. По движению огней за пуленепробиваемыми стеклами стало ясно, что «голландец» отошел от причала. В отсеке, отделенном от передней части салона перегородкой, никого не было.
«Добрый вечер, Петр Иванович», — прозвучал бесцветный голос человека, пожелавшего остаться неизвестным.
— Добрый…
Месяц тому назад в кулуарах управления пробежал слушок о секретном распоряжении премьера, по которому было выделено несколько миллионов долларов на приобретение «членовозов» нового типа для службы безопасности.
«Коржаков?.. Рогозин?.. — просчитывал Петр. — Почерк похож: разросшаяся до размеров ГПУ охрана загребает жар чужими руками, не глядя жертвам в глаза…»
— Вы меня не знаете, поэтому не стоит гадать, — посоветовал Голос.
Снова воцарилась тишина. Плавный поворот налево — «голландец» повернул на Москворецкую набережную, поплыл со скоростью катафалка.
— Как идет расследование убийства Филонова, Петр Иванович? — не столько в интонации, сколько в самой постановке вопроса прозвучала наглая самоуверенность.
— Разве вам не известно, что материалы этого дела носят секретный характер? — стараясь не выдавать эмоций, ответил Петр вопросом на вопрос.
Послышался смех.
— Ничего другого я и не ожидал от вас услышать, — произнес Голос. — Петр Иванович, вы же умный человек. Ну какие могут быть секреты в наше время? Разве что от обывателей и журналистов. Дело даже не в технических средствах, позволяющих «присутствовать» на любом совещании в вашем кабинете. Дело в людях. А они хранят чужие секреты до тех пор, пока не видят личной заинтересованности в их разглашении.
— Собираетесь меня заинтересовать? — усмехнулся Петр.
— Ну что вы! О вас мы слишком хорошего мнения, чтобы предлагать сделку.
— Вы ее только что предложили по телефону.
— Это всего лишь стимул. Давайте перейдем к делу. В наших интересах прекратить расследование убийства депутата Госдумы Филонова в том направлении, в котором его повели вы. Надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь. Мы заинтересованы использовать ваши опыт и знания в дальнейшем. Другими словами, сохранить вам жизнь.
— Большое спасибо.
— Не нужно иронии. В наших с вами взаимоотношениях она неуместна.
— О каких взаимоотношениях вы говорите, если я даже не знаю, кого вы представляете?
Голос помолчал.
— Признаться, я думал, вы давно догадались об этом. Я представляю государство.
Что его действительно роднило с государством, так это отсутствие лица.
— Вот как? Ни много, ни мало? — Петр постарался, чтобы прозвучала насмешка.
— Вернемся к делу! — резко отреагировал Голос. — Итак, мы предоставим вам материалы для доказательства гибели Филонова по причинам, далеким от тех, которые вы установили. Это будут факты, улики, свидетельства, и даже непосредственные виновники — неопровержимые и убедительные для суда. Все, что касается психотронного оружия, лаборатории, экспериментов и причастных к ним лиц, из дела Филонова должно быть изъято или отнесено к «делам давно минувших дней». Тем более что документы, которые попали к вам по преступной оплошности наших сотрудников, действительно ни для кого уже не представляют интереса…
— Кроме тех, против кого это оружие направлено, — вставил Петр.
Опять возникла пауза. «Голландец» свернул налево, поплыл по Бульварному кольцу.
— Оно готовится не «против», а во благо, Петр Иванович, — сдержанно объяснил Голос. — Сами по себе люди — биологические существа, поведение их продиктовано инстинктами. Результат во все времена один и тот же: реки крови, горы трупов, голод, эпидемии, лагеря, тюрьмы, гетто, резервации и как панацея — палачи у власти, возведенные на пьедестал самими же людьми для обуздания их инстинктов. Выбирая тиранов и умирая с их именами на устах, люди объясняют собственное истребление естественным отбором или божьей карой, и так из века в век, при любых экономических формациях. Наша цель — помочь избежать стихийности в общественных процессах. Как это сделать? Объявить демократию?.. Вы видите, что такое демократия — все продается и покупается, одни пожирают других, грабят, убивают… Увы, не все преследуют гуманные цели. В одних живут палачи, в других — жертвы, одни работают, другие пожинают
