очередной раз). Их давешний спор о целях и средствах едва не закончился ссорой. «Что ты как пацан, ей- богу, — урезонивал его Петр, — да не можем мы бандитские методы на вооружение брать, неужели тебе нужно азбучные истины растолковывать, Саня?» — «Не можем! — бегал по кабинету Каменев. — Не можем! Мы — не можем!.. А они — могут! Любые методы, а то и просто без оных! Облить ребенка бензином и поджечь. Беременной брюхо бритвой вспороть. На глазах детей отца бензопилой распилить!.. А я ему обязан «вы» говорить на допросе, и не то что дать по морде — плюнуть в нее не могу, понимаешь?! Нет, не понимаешь, холуй правосудия, почему мы их никогда не искореним!.. Да у них чуть что — и пулю в лоб, а в лучшем случае — электропровод в жопу! А у нас — питание в камерах, вежливое обращение и полный набор красных дат, по которым бывают амнистии. Они же мечтают к нам попасть!.. Все!..» Песню эту от Каменева Петр слышал неоднократно, пора было и привыкнуть. Но вчера не выдержал, сорвался, наорал на опера, а сегодня вот в самого отрикошетило…
Вошел арестованный — наглядная иллюстрация к каменев-скому монологу, — с нагловатой усмешечкой, прикусив зубами спичку, будто не прокурор в прошлом, а матерый «угол».
— Садитесь, Отаров!
Тот вызывающе медленно опустился на привинченный к полу табурет.
— Формальности опустим, — резко начал Петр. — Спичечка во рту отвечать на вопросы не помешает?
Отаров усмехнулся. Передвинул спичку в уголок рта:
— Поможет.
— Что ж, тогда приступим. Рукав рубашки расстегните и поднимите выше локтя.
Замер. Заморгал.
— Я жду, Отаров.
Каменев глянул на следователя с уважением: «Внял, дескать, моим словам».
— Правый рукав!
Отаров расстегнул пуговицу, неторопливо закатал рукав:
— Никак инъекцию собираетесь делать, гражданин следователь?
— А вы своим подопечным делали инъекции перед тем, как проводить на них эксперименты? — поинтересовался Петр.
— Каким еще… подопечным? — насторожился Отаров, хотя мазу удержал.
— Тем, которых освобождали от расстрела и отдавали кодироваться в лабораторию?
— О чем это вы, не понимаю?
— О татуировочке вашей, Георгий Рафаэлович. Что означают эти буквы?
Подследственный посмотрел на локоть, будто впервые увидел татуировку:
— А-а, эти… Инициалы жены, к делу не относится.
— Вон оно что! Первая жена-то?
— Что?
— Я спрашиваю, Софья Наумовна Отарова ваша первая жена?
— Первая. Надеюсь, и последняя, а что?
— А вы у нее?
— Насколько мне известно, тоже единственный.
— Как же так? Разве она до вас не была замужем за Павлом Сергеевичем?
Отаров снова передвинул спичку, пожевал.
— Кем, кем? — спросил он притворно.
— Реуссом?
— Нет, не была.
— А до замужества фамилию Войтенко не носила?
— Никогда не слышал такой фамилии.
— Да? Был такой офицер. Как и вы в прошлом, и ваш начальник Реусс.
— При чем тут…
— Это вы знаете, Отаров, не будем дурака валять. При том, что татуировки у вас одинаковые, а инициалы жены — не более, чем совпадение.
Тот хотел было что-то сказать, но не нашелся.
— С какого года в организации состоите? — не давал Петр передышки.
— В какой организации? — хрипло спросил подследственный, уже не в силах скрыть волнения. — С чего вы взяли?
— А нам Реусс обо всем рассказал, — брякнул Каменев, сообразив, что о его смерти Отаров знать не может. И поспешил усилить натиск. — Только не надо ответ на этот вопрос ему переадресовывать, я ваши номера по разговору в Южанске знаю!
Отаров помолчал, собираясь с духом.
— Ни в какой организации я не состою.
— А раньше состояли?
— В КПСС.
— Про «СС» мы знаем, — кивнул Каменев. — По знаку на татуировке видно.
— Кто из Политбюро ЦК КПСС имел отношение к разработкам «Кода»? — давил Петр.
Отаров невольно закрыл глаза.
— Какого… кода? — прошептал он, побледнев.
— Всех, от первого до восьмого?
— Впервые слышу.
— Давыдов, которого вы убили, тоже состоял в организации?
Молчание.
— Вы не хотите отвечать?
Молчание.
— Кто был инициатором создания фонда «Прометей»?
Ответ скорее всего был заготовлен:
— Я пришел в фонд, когда он уже существовал. По чьей инициативе создавался, не знаю.
— Какова доля партийных денег в фонде?
— Спросите у главного бухгалтера. Я человек маленький — юрисконсульт.
— Неужели? Откуда же у маленького человека счет в заграничном банке?
— С чего вы взяли?
— Ну, это просто глупо, Отаров, — улыбнулся Петр. — Вы прекрасно понимаете, что эти показания дала ваша дочь, а мы получили подтверждение по межбанковской системе. Неужели вы думаете, что Генеральная прокуратура не в состоянии вывести вас на чистую воду? Уж вас-то, Отаров!.. Зачем вам татуировка? Вы что, друг друга в лицо не знаете? Или это пропуск в зону?
Подследственный обреченно опустил голову.
— В какую еще… зону? — по инерции продолжал запираться он.
— Которая находится на месте уничтоженного хутора Елахов в 65 километрах от Днепровска? — наугад забросил Петр и ощутил на себе недоуменный взгляд Каменева. — Вам воды налить?
— Нет.
— Вы не ответили.
— Я ничего не буду отвечать.
Петр закурил, предложил сигарету Отарову.
— На что вы рассчитывали, Георгий Рафаэлович? — спросил он доверительно. — На то, что пятьдесят тысяч долларов помогут вам убежать в Турцию? Или всерьез мечтали управлять людьми, нажимая на клавиши?
После нескольких затяжек к Отарову вернулось спокойствие.
— Опоздали, гражданин следователь, — сказал он ровным голосом. — Вам только кажется, что вы много знаете, на самом деле вы не знаете ничего.
— Вот вы нам и расскажете, — произнес Каменев без ноты сомнения.
— Не думаю, что это может что-нибудь изменить. На клавиши уже не нажимают — на них играют
