работу мишенью, причем за бесплатно», — усмехнулся про себя Женька.
Скулеж послышался раньше, чем замелькала тень собачьего хвоста под фонарем.
— Привет, коллега, — пожал он протянутую лапу.
Шериф засуетился, лизнул руку, стал обнюхивать карманы.
— Нету, нету, блокадник несчастный! Сейчас в гости поедем, там поужинаешь.
Услыхав слово «поедем», пес заметался, зазвенел цепью.
— Ты чего на ночь-то глядя? — вышел из КПП Серега.
— Серый, я Шурика заберу? Утром вязать будем.
— О! Это дело, щенка — мне, за полцены.
— Считай, договорились, — Женька защелкнул карабин на ошейнике Шерифа.
Пес нетерпеливо потянул к машине.
— Ты же тачку Николаю сегодня обещал? — недоуменно сказал Серега. — Он заявится через час…
Женька замер, приложил ладонь ко лбу:
— Черт… забыл…
— Нехорошо выйдет, — просительно посмотрел на него охранник, — договорились ведь…
С сожалением посмотрев на вымытую Николаем машину, Женька решил, что успеет добраться муниципальным транспортом, а Николай в Ясенево к своей подружке не попадет, так как через час он работать уже не будет.
— Ладно, — махнул Женька рукой. Из глубины выворачивала «шкода».
— О! С Метелкиным поговори, — обрадовался за друга Серега.
Безработный инженер Метелкин занимался частным извозом. Договориться с ним не составило труда. Правда, за двойной тариф, потому что присутствие в салоне мохнатого пассажира исключало подсадку.
Зина повертел в руках новенькое Женькино удостоверение.
— Одобрям-с, — кивнул он, — хорошее дело!
— Да куда уж лучше, — вздохнула Танька, намазывая маслом бутерброды. — Милиция бессильна, а…
— Ой, не начинай, — поморщился Женька.
Шериф сидел у двери и, провожая жадным взглядом каждый бутерброд, истекал слюной.
— На улицу не выйти, — не могла успокоиться сестра. — Ты про отца Василия нашего читал?
— Читал. Жаль старика.
— Не пугай, Танюшка, — выключил чайник Зина, — раньше мужики на войну как на работу ходили — в порядке вещей.
— При чем тут война, дурень, — Танька не выдержала, скормила-таки Шерифу бутерброд, тот его поймал на лету, зачавкал. — Война — это другое дело, это судьба такая…
— Да хватит скулить, прошу тебя, — взмолился Женька. — Как ты с ней живешь, Зиновий? Сварливой стала — жуть! Стареешь, что ли?..
Пили ароматный «Пиквик», ели бутерброды с красной рыбой из пайка Генерального штаба, болтали о том, о сем.
— Через год у меня будет свое агентство, — шутил Женька, — через полтора — офис на Тверской, через два я переманю к себе всех спецов из МУРа. Судьба, говоришь? Вот и у меня, видать, такая судьба, что именно мне выпало покончить с пре-ступностью в Москве раз и навсегда. Я чувствую.
— А Ерину что останется? — смеялся Зина.
— Ерин будет присматривать за Шерифом, — «серьезно» сообщил Женька, — а Степашин возглавит КФС…
— Это еще что?
— Кафе «Столетник» при агентстве.
— А меня куда?
— Остаешься по снабжению…
Мишка спал. Прохор, укрытый платком, шебуршал в клетке, ругался по-своему от обиды на то, что его лишают общения. Шериф, нажравшийся деликатесов, отдыхал от караульной службы.
— Женя, у тебя ничего не случилось?
Женька знал, что сестру не может не озадачить его поздний визит, да еще с Шерифом, и все ждал, когда же она спросит об этом.
— Успокойся. Толик ко мне заявился из Киева. С женой и ребенком. А у меня одна тахта — куда деваться?
— Я не про то…
— А про что еще?.. И запомни: ничего со мной не может случиться. Мне хиролог по руке предсказал.
— Ну да, ты ж у нас Столетник, — вышла она из-за стола.
— Нет, Танюшка. Я у нас — неуловимый Джо. А знаешь, почему он был неуловимым?
— Да ну тебя!.. Я спать пошла, спокойной ночи.
Зина проводил ее в комнату, запер дверь на кухню, кивнул на холодильник:
— Пять капель примешь?
— Нет. Пять капель ничего не дадут, кроме частичного помутнения рассудка. Давай-ка лучше еще чайку и слушай меня внимательно…
Неожиданно серьезная интонация насторожила Зину. Он налил в чашки кипяток, бросил туда свежие пакетики и уставился на Женьку.
— Завтра ты идешь на службу и под любым предлогом отпрашиваешься на три дня. Сможешь?
По его тону Зина понял, что сделать это придется.
— Потом договариваешься с каким-нибудь водилой, платишь ему сто баксов, и едешь вместе с Мишкой, Танькой и Шерифом на свою историческую родину в Осташков. Там живешь у мамы, латаешь крышу, обрезаешь деревья в саду, но при этом ни на секунду не выпускаешь из поля зрения Таньку и Мишку, который водит Шерифа на коротком поводке.
Зина был явно озадачен, просчитывал ситуацию, понимая, что события, о которых новоиспеченный детектив не договаривал, исключают возражения.
— Вот тебе сто пятьдесят баксов и сорок тысяч. Скажешь Таньке, что подбил два фашистских танка и за это тебе дали отпуск для поездки к матери. Вот тебе мой револьвер на всякий случай. Убить не убьет, но шуму наделает. И еще. Там, у себя в Генштабе, не говори, куда едешь.
Зина помешал чай, сочувственно посмотрел на Женьку.
— Хреново, — констатировал он лаконично. — Ты своему прокурору-то скажи на всякий случай.
— У моего прокурора свои дела, у меня — свои, — отрезал Женька. — Знаешь, что сказал по такому случаю комсомольский писатель Островский в одноименной пьесе «Гроза»?.. «Жизнь дается человеку один раз, и прожить ее нужно так, чтобы больше не хотелось!..»
— Доведут тебя бабы, Зотов!
— Они еще никого не довели.
— Они-то как раз всех и доводили!..
Коля Зотов отношений с женским полом обсуждать не любил. «Я — человек влюбчивый, у меня реноме такое», — отшучивался он. Однако ребята, которым частенько случалось подменять Зотова на дежурстве, считали его завзятым бабником.
— А Шурик-то где?
— Жениться пошел.
— А-а, дело хорошее.
— Вы с ним два сапога — пара, — хохотнул Серега, хлопнув по протянутой ладони.
Николай сел за руль.
— Что сказать, если твоя позвонит? Николай помолчал, положив руки на баранку.
— Скажи, что ушел в библиотеку, — пошутил он невесело и с неожиданной тоской посмотрел на
