сменщика: — Знаешь, если бы она мне когда-нибудь позвонила, я бы ни к каким другим бабам не ездил… Иди, отпирай калитку! — и вставил ключ в замок зажигания, чиркнул стартером.
Серега не успел сделать и двух шагов. Адский взрыв разорвал машину в куски. Пламя взметнулось выше КПП, и по плотно прижатым друг к другу кузовам загромыхали обломки.
В эту ночь стоянка осталась без охраны.
46
К десяти утра в маленьком помещении на Лубянке собралось девять свидетелей, приглашенных Нежиным.
Расфуфыренная, исполненная решимости «разоблачить и наказать бандита» соседка Натансона Никонова из пятой квартиры уселась в первом ряду прямо напротив монитора; профессор Розен сел в последнем и, опершись на клюку, о чем-то сосредоточенно думал; врач-психиатр Братеева села с краю и то и дело нетерпеливо поглядывала на часы; копалась в сумочке в поисках губной помады инспектор Управления кадров РАН; почему-то в стороне от своей соседки Никоновой уселся Бахвалов, по случаю важной миссии надевший новое кожаное пальто; чиновник жилквартотдела Жабов и работница жэка Семицветова листали бумаги…
«Какие разные люди, — подумал Нежин. — Жили бы, никогда не встречаясь, не зная о существовании друг друга, а вот поди ж ты, где встретиться довелось!..»
Он посмотрел на часы.
— Граждане свидетели, — обратился он к собравшимся. — Ну, во-первых, я хочу поблагодарить вас за то, что пришли помочь следствию. Хотя, не могу не заметить, что окажись вы бдительнее, мне не пришлось бы отрывать вас от работы. Как можно было предоставлять сведения человеку, которого вы не знаете?..
— Да он такой вежливый был, обходительный, — сказала Тамара Александровна Ухнович.
— Очень интеллигентный молодой человек, — подтвердила Семицветова, — и кто бы мог подумать!
— Да уж, интеллигентный! Бандит! — не согласилась Никонова.
— Никакой он не бандит, — поморщилась Братеева, — я, слава Богу, умею отличать.
— Как же! — хмыкнул Бахвалов и побагровел от негодования. — Самый настоящий, с большой дороги. Угрожает пистолетом, дерется, сукин сын! Арестовать его!..
— Все, все, — замахал руками Нежин, — давайте этот вопрос оставим открытым. Нам с вами предстоит составить словесный портрет этого человека. Сейчас я буду задавать вам наводящие вопросы, по вашим ответам оператор будет показывать на экране отдельные фрагменты, мы их будем сообща уточнять. В общем, все несложно, да вы, наверно, в кино видели, как это делается?..
По рядам пробежал шумок.
— Вот и хорошо. Итак, каков приблизительно возраст этого человека?
— Лет тридцать…
— Тридцать с небольшим…
— Тридцать пять…
— Да что вы! Тридцать два — тридцать три…
— Хорошо, определим как 30–35 лет. Какого он был роста?
— Метр семьдесят пять, плюс-минус два сантиметра, — уверенно сказал Бахвалов.
— Откуда такая точность?
— Хм, никак рядом стояли, а у меня метр семьдесят пять.
— Очень хорошо… Телосложение? Крепкого? Среднего? Слабого?
— Жилистый такой…
— Среднего… Да, пожалуй, среднего…
— На вид крепкий…
— Среднего, значит?.. Теперь голова. Форма головы?
— Нормальная голова…
— Посмотрите на экран.
На экране возник круг, стал вытягиваться, превращаться в овал, в ромб. В зале стоял галдеж, пока все не пришли к единому мнению.
— Стоп!.. Хорошо. Волосы. Цвет, густота?
— Густые, каштановые, подстриженные ежиком…
— Каким ежиком, что вы! Просто коротко подстрижены и зачесаны спереди набок, без пробора…
На экране сменился десяток причесок, похожих на описанную свидетелями, прежде чем все сошлись в едином мнении.
— Так, — удовлетворенно кивнул Нежин, — теперь лоб…
Сотрудники финчасти пересчитывали деньги долго. Проверяли каждую купюру на детекторе, переписывали номера. Боков, Киселев, Швец и Каменев молча наблюдали за их работой. Илларионов понуро сидел на стуле возле двери.
— Почему же вы сразу не сдали? — исподлобья посмотрел на него Боков.
Илларионов молчал. Молчание было принято прокурором за признание ошибки. Никто из присутствующих, конечно, и думать не стал бы о том, что Алексей Иванович не торопился в прокуратуру, решая для себя гамлетовский вопрос. Он вдруг сам испугался того, что могут подумать. Поднял глаза на коллег.
— Потому что если бы следователь Илларионов сделал это, — взялся отвечать за него Петр, — они пошли бы на крайние меры до того, как закончится сбор доказательств.
Боков посмотрел на Илларионова.
— Вам нужна охрана?
— Уже не нужна, — грустно улыбнулся Илларионов.
Петр положил перед Боковым увесистое дело.
— Будем выделять в отдельное производство? — пробормотал тот, перелистывая документы.
— Для начала прошу санкции на арест всех, причастных к незаконным операциям фонда.
— Будут.
Снова воцарилась тишина. Подсчет взятки подходил к концу.
— Алексей Иванович, — вполголоса заговорил Киселев, наклонившись к Илларионову, — вам ведь нужна помощь, почему вы молчите? Мы переведем вашу жену в Кремлевскую больницу…
«Туда-то как раз и не надо бы», — подумал про себя Петр, вспомнив вчерашнюю прогулку.
Илларионов помотал головой, не ответил.
— Да… е… ксель-моксель! — вскочил Каменев, захлопал по карманам в поисках спичек. — Отдайте вы эти вонючие баксы человеку, пусть они хоть на благое дело пойдут!.. Они из Госбанка все равно уплывут и в карманах упырей осядут!.. Ну хоть раз можем мы по совести поступить?! А не по инструкции, растуды ее в качель?! Еп… понский гор-родовой!
Все молчали, тупо глядя на то, как финансисты ловко упаковывают купюры в пачки. Каменев ходил маятником из угла в угол, жадно затягиваясь, паркет скрипел под его ногами.
— Поздно, — сказал вдруг Илларионов сам себе.
Все замерли. Застыли пальцы финансистов. И клубы дыма зависли над столом.
— Поздно менять свои принципы.
— Брови. Короткие?
— Средние.
— Да, средние…
— Густые?
