сказать не мог. Именно это мне и предстоит доказать. Или опровергнуть. С вашей помощью. Только у меня складывается впечатление, что у вас по этому поводу никаких вопросов не возникает, вы почему-то уверены, что ваша жена покончила с собой. Как будто наверняка знаете, что она должна была это сделать. Нет?
Богданович вскочил.
— Сядьте! — крикнул Кокорин. — Сядьте, Богданович! Я еще не закончил. — Он дождался, когда Богданович сядет, и невозмутимо продолжил: — Ваша жена знала, где именно вы храните пистолет?
— Видимо, знала, раз нашла и воспользовалась. Извините, Алексей Михайлович. Я не могу больше отвечать на вопросы. Мне плохо. Я в таком состоянии… Я еще не пришел в себя после похорон, к тому же выпил лишнего на поминках и… и вчера продолжал с Кириным братом Егором. Я провожал его, мы зашли в ресторан… В общем, делайте, что хотите, только я сейчас упаду. Решительно ничего не соображаю. Не помню, чего я вам там наговорил…
Кокорин нисколько не сомневался, что это — очередной тактический ход, но настаивать не стал, зная, что ни к чему, кроме словесной перебранки, дальнейший допрос не приведет.
— Все, что вы «наговорили», Леонтий Борисович, зафиксировано в протоколе, — он извлек из каретки четвертую, последнюю страничку с текстом через один интервал, отделил копирку и придвинул к Богдановичу: — Пожалуйста, перечитайте внимательно и распишитесь внизу на каждой странице. Если что- то записано не так, отметьте вот здесь… Если хотите — можем восстановить с помощью магнитофонной записи.
— Не хочу, — сказал Богданович и расписался, не перечитывая.
ГЛАВА 20
Архангельский региональный комитет партии «Власть и порядок» заседал в здании бывшей областной партшколы. Секретарь комитета «подстоличной Сибири» каперанг Лось норовил придать заседанию с участием московских представителей Глуховца, Ряхина и Мукосеева по возможности более широкую огласку и собрать расширенный пленум в Доме советов на проспекте Павлина Виноградова, но Глуховец такой демарш предвидел и заручился депешей председателя ЦК Костромского: «На встрече присутствуют только архангелогородцы. Никакой прессы».
Заседание проходило мучительно трудно, «на ножах». Лось видел в визите Глуховца со товарищи попытку попрания власти. В его пространном докладе, призванном подчеркнуть размах деятельности Архангельского комитета, явственно сквозила мысль: мы — самые многочисленные, мы — самостоятельные, наш бюджет позволяет…
— Вы не самые многочисленные! — басом выкрикнул Ряхин, не пожелавший занять место в президиуме. — Вы составная часть единого целого — партии «Власть и порядок». Поэтому не пытайтесь узурпировать власть и не нарушайте установленного порядка.
Тридцать шесть человек, присутствовавших на заседании, выразили негодование; но в общем шуме так и осталось неясно, одобряют они реплику представителя ЦК или поддерживают своего секретаря.
Каперанг сбился с мысли, пошелестел бумажками, отпил воды из граненого стакана.
— Если учесть Вологодский и Мурманский подкомитеты, а также работу, которая ведется нами в регионах Красноярского края, в частности, в Норильске, то по численности мы превосходим Центральный регион! — дождавшись тишины, запальчиво продолжил он. — Именно поэтому я настаивал на проведении пленума: пришло время объединиться и переименовать Архангельский в Северный комитет!
В маленьком конференц-зале зааплодировали.
«А потом — в Центральный, и ты станешь председателем партии, полномочным представителем в Думе», — усмехнувшись, подумал Глуховец.
Лось покинул трибуну. Слово предоставили Глуховцу.
— Вам не нужно вести работу в Красноярском крае, — поигрывая «железными» нотками, заговорил он. — Формула «Берите на себя столько самостоятельности, сколько сможете унести» принадлежит президенту и касается администраций, а партия придерживается устава, который предполагает принцип централизма.
— Вы тоже не берите на себя слишком много, Марк Иванович, — побагровев до корней волос, сказал Лось. — Вы живете в другом государстве — в Москве…
— Не порите чушь, каперанг! — повысил голос генерал. — Нет такого государства! Есть демократическая Россия, и мы с вами объединились с единой целью: содействовать власти укреплять порядок. Если у вас появились другие цели — укреплять собственную власть и обогащаться, — заявите об этом! Измените название и создайте свою партию! Но не рассчитывайте на нашу поддержку. Ренегатства мы не поддержим.
Зал снова возмущенно загудел.
— Что же касается материальной базы, то схема остается прежней: трехмесячная задержка перечислений ставит под сомнение вашу порядочность. От имени ЦК объявляю вам строгий выговор, Владимир Васильевич. — Глуховец спустился со сцены и не спеша вышел из зала, оставляя таким образом за собой последнее слово.
В фойе за ним вышли Валуев и Ряхин, а также казначей АРК Букреев.
— Деньги перечислены, Марк Иванович, зря вы так, — взволнованно заговорил казначей, — Семьдесят пять процентов…
— Сколько?!
— Остальные Лось распорядился оставить для нужд регионального комитета.
В фойе высыпали возбужденные участники заседания, добрую половину которых составляли военные. Лось с красной папкой под мышкой размашистым шагом подошел к Глуховцу.
— У меня сложилось впечатление — да и не только у меня, — что вы не заинтересованы в увеличении численности партии в регионе, — отчеканил он. — Лично я не вижу в своих действиях никаких отклонений от устава.
Глуховец продул короткую трубочку, вынул из кармана кисет.
— Разве вам было отказано в средствах? — спросил в упор. — Кто вам дал право распоряжаться партийной казной?
— Учтена каждая копейка.
— Дело не в копейках, Владимир Васильевич. Вы военный человек, должны соблюдать субординацию. Ваши действия направлены на развал, а не на увеличение численности!
Московская делегация покинула закрытое заседание. Консенсус не состоялся.
Восьмиместный джип мчал по набережной в порт. Устье Северной Двины и необъятные леса создавали неповторимую атмосферу, дышалось легко, свободно, пахло озоном и йодом, но настроение было безнадежно испорчено. До самого головного порта Северного морского пути в салоне джипа никто не нарушил тягостного молчания.
Маленький торпедный катер времен второй мировой — шарового цвета под «сумерки», водоизмещением семьдесят тонн, способный развивать пятьдесят узлов, — качался у пирса. Сухощавый обветренный капитан в плаще с капюшоном молча пожал всем руки и распорядился проводить гостей в кают-компанию.
Несколько стандартных порций «Деверса» сняли напряжение, и через пару миль восстановилась способность трезво анализировать ситуацию.
— Нужно его переизбрать, — первым заговорил Глуховец. — Можно перевести в Москву, там он будет под контролем.
Майор МВД Валуев, знавший здесь все ходы-выходы и имевший доступ к главе администрации, и, что самое важное, наделенный особыми полномочиями Домоседовым, позволил себе засмеяться:
— Его проще убрать, Марк Иванович. В ЦК он не пойдет. Лось — из тех, кто предпочитает быть на
