Бред ли, сон ли, воспоминания — все время о плохом. Тень Рахимова (говорят, он уже подполковник!) будет нависать надо мной вечно, повсюду: в институте, куда приходят анонимки; в баре, где я боюсь вышибить кого-нибудь не того; в Танькином КБ (ее, сестру-то, за что?!). Отсекают друзей, хоть таких и не жалко; месяц за месяцем, год за годом отсекают жизнь; отсекают путь в сборную, уважение соседей, возможность трудоустроиться, зарабатывать, желание жить в столице; преследуют по пятам… Да будь оно все неладно — работа, жена, квартира, лживая мораль! Чего ты хочешь от меня, Рахимов?! Я же знаю, что это
«Посадят, дурак! Оттуда не выйдешь — он и там…»
«Все равно убью, пусть судят. Одной гнидой на Земле…» Капитан Рахимов улыбается за рулем «жигулей», прет на меня — скорость сто двадцать! — я бросаюсь в переулок, но оттуда — самосвал на полном газу, рев, сигнал, в кабине… он же, майор Рахимов (сколько их?)… Прыгаю на капот, переворачиваюсь в воздухе и, чудом уцелев, бегу по пустынному проспекту навстречу тупорылой «татре». Ее ведет
Где тут сон, где явь, где воспоминания? Приступ сраженного непосильной работой мозга: «Ма-а- а…»
— …Ма-а-а!..
В кабинете царил полумрак. Свет прикрытой полотенцем настольной лампы падал на лицо Валерии. Она сидела в кресле-качалке, положив на колени журнал, и встревоженно глядела на меня: видимо, я кричал во сне.
— Привет, — улыбнулась как ни в чем не бывало. — Ну, как?
В ответ я показал большой палец.
— Угораздило же вас… Ничего, Хобот по травам большой спец, скоро полегчает.
— Мне уже легче, — выговорил я.
В самом деле, лихорадка прошла, простыня подо мной пропиталась потом, только слабость и сиплое дыхание напоминали о болезни.
— Они похитили моего племянника в Москве, — сообщил я, оправдывая самовольное возвращение в дом Хобота. — Я искал вас…
— Я все знаю. Хобот забрал «дипломат» и уехал в город.
— Зачем?!
— Наверное, так нужно, — пожала она плечами. — Вы доверьтесь ему, Женя, у него связи. И потом он все-таки чекист с большим опытом…
Последние слова она произнесла как-то смущенно, словно извиняясь за то, что подвергла сомнению мою самостоятельность. «Обменять «дипломат» на собственного племянника я мог бы и без генеральского опыта», — хотел я полезть в бутылку, но вдруг увидел себя — в мокрой постели, всклокоченного, беспомощного, проигравшего по всем статьям — и горлышко бутылки оказалось слишком узким. Не то что генерал — даже эта маленькая женщина была сейчас сильнее и мудрее меня, хотя превосходство это тактично не подчеркивалось ею.
— Который час?
— Десятый.
Выходит, я проспал почти пять часов! Завтра в двенадцать нужно быть в форме…
— Хотите встать? — догадалась Валерия и, отложив журнал, направилась к двери. — Я приготовлю чего-нибудь поесть.
— Только без вишневого варенья, пожалуйста! С лестницы послышался ее смех.
Наскоро одевшись и расчесавшись перед зеркалом, я взял со стола журнал. Это были «Вопросы философии», раскрытые в месте публикации глав книги А.Безант «Эзотерическое христианство». Я пробежал глазами подчеркнутый красным карандашом и не очень доступный мне текст:
«На ЧЕТВЕРТУЮ СТУПЕНЬ человек поднимается тогда, когда он видит в себе часть великой общей жизни и когда готов пожертвовать собой ради общего блага, сознавая, что как часть он должен подчинить себя целому. И тогда он научается поступать правильно,
Я отложил журнал. Моя душа для «четвертой ступени» явно не годилась: я всегда поступал, сообразуясь с тем, насколько результаты моих поступков выгодны для моей собственной личности.
Яичница на столе оказалась как нельзя кстати: во мне проснулся волчий аппетит. К традиционному холостяцкому блюду добавились вино, соленые огурцы и квашеная капуста. Присутствие Валерии создавало домашний уют, ни к чему не обязывающая болтовня так и подмывала перейти на «ты», но, опасаясь разрушить устанавливающиеся между нами дружеские отношения поспешностью, я не рискнул просить об этом, а предложил тост за Хоботова, и мы выпили.
Меня не на шутку беспокоило отсутствие «дипломата»: случись с ним что — и с Мишкой не посчитаются.
— Он ничего не говорил перед отъездом? — спросил я у Валерии.
— Кроме того, что вы влипли в препаскуднейшую историю.
— Догадываюсь…
— И еще, что в эти игры полупрофессионалы не играют.
— Я не собирался играть ни в какие игры! — обиженно сказал я, уловив в ее тоне иронический оттенок, хотя Хобот был, пожалуй, прав: в этой катавасии меня задействовали явно не по профилю.
— Насколько я поняла, он имел в виду не вас, — серьезно ответила Валерия.
Не меня?.. «Не играют полупрофессионалы…» Значит, он догадался, кто стоит за всем этим?
— А когда он уехал?
— В шесть… Мед ешьте, вам полезно, — если она и знала что-то еще, то явно не хотела говорить.
Я и не настаивал. Минут через десять мы услышали, как к дому подъехала машина, и вышли генералу навстречу… Он был не на шутку озабочен чем-то.
— Как самочувствие? — справился у меня хмуро.
Я испытал облегчение, увидев завернутый в кусок брезента «дипломат».
— Спасибо, нормально.
— Поешь, там от нас кое-что осталось, — шутливо предложила Валерия. — Машину загнать?
— Валера, — серьезно заговорил Хобот, широким шагом направляясь к дому, — сейчас пойдет обуховский автобус, я тебя подброшу до остановки.
Она состроила обиженную гримасу:
— Ну, вот, а я собиралась ночевать…
— Не выйдет. Нужно кое-что сделать в Киеве до завтра, по дороге объясню, — он прошел в гостиную и спрятал «дипломат» в комоде. Я успел заметить, что обе пломбы были на месте. Так вот зачем он брал его с собой!.. Генерал вынул из заднего кармана пачку фотографий и веером разложил их на столе.
— Посмотри, знаешь кого-нибудь из этих? — спросил у меня.
Я внимательно вгляделся в лица.
— Вот… это Слуга. И этого видел, бритого, в хэбэ — Отставник…
