— Вы первый, кто знает о цели моего пребывания в Приморске. Я хочу, чтобы вы стали последним.
— Заметано. А Полянский?
— Ему я в таком качестве не представлялся.
— А почему? — в глазах сотрудника отдела писем заискрилось лукавство.
— Ну… зачем? — не сразу нашелся Евгений. — Он лицо не совсем нейтральное во всей этой истории, хотя бы потому, что жил по соседству.
Игорь кивнул, закурил и перенес на стол Павла черную, похожую на перевернутую чашку пепельницу.
— Вас интересует Павел? — перешел он к делу.
— Скорее его взаимоотношения — со Шпагиным, Полянским, на работе вообще.
Игорь чему-то ухмыльнулся, тряхнул «хвостом».
— Незавидная у меня роль, а? — спросил, подмигнув. — Что-то вроде сексота…
Евгений засмеялся:
— Вы с ума сошли! Сексот — это секретный сотрудник. А я работаю по собственной инициативе. Откровенно говоря, у меня на это расследование нет никаких прав — ни клиента, ни контракта, ни оплаты, ни согласования с органами. Один, без оружия и за собственный счет. Которого, впрочем, у меня уже тоже нет. Поэтому, в отличие от сексота, состоящего на довольствии в так не любимых вами органах (и мною, кстати, тоже), за вами остается право в любое время послать меня на все четыре стороны.
— Почему вы решили, что я непочтительно отношусь к «птенцам гнезда Дзержинского»?
— Презрительное «гэбэшники» во время нашего знакомства и замечание коллеги «у него все гэбэшники» привело меня к такому заключению. Я не прав?
Теперь засмеялся Игорь. Беседу прервал телефонный звонок.
— Редакция, — дотянулся он до телефона и снял трубку. — И что же?.. Редакция-то здесь при чем? Обратитесь к участковому… Ах, вот так, да?.. Интересно. Я сейчас вряд ли помогу, но если вы нам напишете… Да… Да, в отдел писем. Васину Игорю Николаевичу. И фамилии укажите — участкового, соседа, номер отделения милиции, куда обращались… Не за что пока, до свидания. — Он положил трубку, посмотрел на Евгения: — «Сосед грозится меня убить. Обратилась в милицию. Участковый сказал: «Вот когда убьет, тогда и приходите». Решила позвонить в редакцию. Не в прокуратуру, а в редакцию. Все звонят в редакцию — жалуются на милицию, на «Скорую помощь», на жэк, «Водоканал», соседей… Так у нас тут понимают функцию четвертой власти.
— Что ж, когда первые три не работают, — поддержал разговор Евгений.
— Я сварю кофе! — соскочил Васин со стола.
Он достал из шкафа немецкую кофеварку, большую жестяную банку с зернами, сахар в стеклянной вазочке и принялся священнодействовать с проворностью бармена.
— Можно мне задать вам один вопрос? — обратился к Евгению, не оборачиваясь.
— Валяйте!
— А на хрена вам, простите, нужно вести это параллельное расследование? К тому же за собственный счет?
Вопрос был в «десятку». Если бы Евгений сам знал, как него ответить, все было бы намного проще и яснее. По крайне мере, для него самого.
Поросячий визг кофемолки оправдал минутное молчание.
— Я, честно говоря, поначалу и не собирался ничего расследовать. Приехал в Приморск просто так — прошвырнуться, на могилке Пашиной выпить за упокой его души. А потом… слово за слово, неувязочки, расхождения. Сработал инстинкт. Теперь честолюбие бросать начатое не позволяет. У меня когда-то учитель был, кореец. Он любил повторять: «Лучший способ не намокнуть под дождем — окунуться в море».
Васин вернулся на свое место, погасил сигарету.
— Вам что-нибудь удалось узнать?
— А вам?
— Мне?! Я же не детектив, Евгений Викторович. Не знал бы с чего и начать.
— Так всего много вокруг этого убийства?
Игорь не ответил, неопределенно развел руками.
— Что все-таки об этом говорят? В редакции, в городе?
— В городе — известно что. Боролся с мафией. А с кем боролся, на того и напоролся.
— А ты как думаешь?.. Извините…
— Да нет, нет, меня можно на «ты», — заверил Игорь. — Меня никто на «вы» не называет. Возрастом не вышел, да и невелика «шишка».
— В общем, я тоже не старый, — засмеялся Евгений. — Да и по должности — топтун, сыщик. Так что давай-ка на «ты». Не подумай, что я таким образом пытаюсь вызвать твое расположение к себе.
Они пожали друг другу руки.
— Что думаю по этому поводу я? — серьезно сказал Игорь и потянулся за новой сигаретой. — Думаю, что это — его амплуа.
— Чье… амплуа?
— У журналистов, как и у актеров, тоже есть амплуа. «Политик», «борец с мафией», «лирик», «патриот»… Но это совсем не означает, что мы остаемся такими в жизни. Маски. Игра.
— У тебя что, тоже есть ап… амплуа?
— А ты думал! Хотя, казалось бы, какое может быть амплуа в отделе писем?.. Но есть, наверно. «Сострадатель», «исповедник», «просветитель», «душеприказчик», «сам участие»… Что-то и этом роде. Весь вопрос в том, насколько человек понимает, где кончается игра и начинается жизнь.
— Выходит, Паша играл в борца с мафией?
В кофеварке забулькало, запыхтело, и по комнате стал распространяться аромат.
— Я думаю, что Паша просто потерял эту грань. Игра превратилась для него в образ жизни. Это хорошо, наверно. Это, можно сказать, высший пилотаж. Он перестал быть представителем «второй древнейшей» и начал представлять власть. Пусть четвертую, но все-таки.
— И за это…
— Упаси Боже! — отчаянно замахал руками Игорь и, соскочив со стола, стал заниматься приготовлением кофе. — Это всем даже нравилось. Свидетельствовало о свободе прессы и подлинности демократических процессов, так сказать.
— Кому — всем? Губернатору тоже?
— Но даже если нет?.. Что бы выиграл губернатор, откажись его «шестерка» Шпагин печатать очередной Пашин опус, от которого несло жареным?.. Паша отослал бы материал в «Комсомолку», «Русскую мысль», куда у него была протоптана дорожка после перепечатки «Фальсификаторов». Или, скажем, в «Литературку». К нам летом Юрий Щекочихин приезжал. Хорошо говорил о Паше, предлагал ему присылать материалы, хвалил за стиль, смелость, обобщения… да мало ли!.. Хоть в «Правду»! А так — что же… Ну, выступил, ну, срезал. Оно здесь, внутри, погорело-подымило да и потухло. Все свои, и сор в избе остался.
Отказать ему в логике было трудно. О том, к чему Евгений только начал подступаться, проделав адскую мыслительную работу, неустанно анализируя ситуацию и обращаясь к корреспонденции Павла, Игорь говорил запросто, как о само собой разумеющихся, очевидных вещах.
— Спасибо, — взял Евгений чашку из его рук.
— Сахар клади.
— Да нет, я так, спасибо… Значит, ты исключаешь, что причиной убийства журналиста Козлова стали его публикации?
— Люди ЗГВ наизнанку выворачивают, Совмин чихвостят ничтоже сумняшеся, агентов ГБ называют по именам, своих агентов от журналистики уже в ГРУ, поди, внедрили… Что ни газета — то разоблачения. В МИДе, в Кремле, во внешней разведке. Арбатская шлюха расписывает, как она развлекалась в сауне с Русланом Имрановичем, грозится назвать остальных. И ничего — а все, слава Богу, живы. Свобода слова проходит период своего становления. А, — махнул Игорь рукой, — сам знаешь: треп все это!
