«журналистика» Андрей Андреевич Шпагин.
— ???
— Но в августе 1991 года империю постигла вторая тяжелая утрата: приказала долго жить «горячо любимая» всеми КП, она же СС. И новый президент России назначает в Приморск наместника — главу администрации Алексея Самойловича Берлинского. И вот тут-то, в прокоммунистические, прокомсомольские, провонявшие застоем «Ведомости» приходит Сергей Вениаминович Зырянов. И принимает на работу выпускника MГУ Пашу Козлова. И начинается то, что войдет в историю журналистики под названием «демократизация прессы», если истории не возьмутся переписывать коммунисты, в случае чего эта страничка будет озаглавлена «разгул желтой прессы».
Евгений улыбнулся, покачал головой:
— Откуда тебе все это известно? Из писем читателей?
— И из них тоже. Читатели спрашивают — мы отвечаем. Но в основном, конечно, из рассказов Павла. Он сидел там, где сейчас сидишь ты, а я сидел здесь, где и сейчас сижу. Я был зеленым, неотесанным, писать не умел, в политике не разбирался. Пер на рожон, искал неприятностей, и никто, кроме Павла, повышением моего уровня не занимался. Только тогда у нас не было этой кофеварки, мы грели воду кипятильником и хлестали чифирь ночи напролет. Два холостяка.
— Вы были друзьями?
— Н-нет… наверно, нет. Мы были слишком разными. Хотя я бы ничего против такой дружбы не имел, но у Павла были другие интересы, другой круг общения, меня он туда не вводил. Я даже не могу сказать с уверенностью, был ли у него такой круг. Паша, вообще-то считался одиночкой, нелюдимом, некоторые думали, что он «себе на уме», что он чей-то ставленник, протеже. Так всегда говорят о талантливых людях.
— У него были завистники?
— Сколько угодно.
— А завидовали-то чему?
— Таланту. Независимости. Энергии. Паша ведь не мелочился, работал по-крупному. И взамен ничего не просил. Если писал о чем-то он — это проецировалось на Время, на Страну; если писали другие — на том же материале — это был уровень стенной газеты, многотиражки в лучшем случае.
— Ну хорошо… Потом были назначены свободные выборы, вернулся Гридин — уже в качестве губернатора. Но Шпагина-то на место он вернул не сразу?
— О-о-о!.. Ну ты, Женя, скажешь тоже! Да снять редактора обновленной, полюбившейся народу газеты, которую раскупают в мгновение ока, — такой минус себе поставить, что из-за одного этого на следующих выборах процентов двадцать голосов корова языком слижет!.. Для начала Гридину нужно закрепить свою победу. И вот он начинает стягивать сюда резерв из числа бывших своих и дороховских соратников, оказавшихся в опале или не у дел. Милицию обновил, охрану себе организовал…
— Откуда ты все это знаешь?
Игорь недоуменно посмотрел на него, выдержал паузу:
— Живу я здесь, понял? А если серьезно — от Пашки опять же.
— Кстати, о милиции и замене ее руководства. Неужели Гридину были выгодны такие статьи, как «Фальсификаторы»?
— «Фальсификаторов» печатал Зырянов. Я уже сказал, что они с Пашей пришли при Берлинском, а Алексей Самойлович любил подыграть пастве и сделал «свободу слова» основным своим козырем. Кстати, об этом ты можешь прочитать и в нынешней его предвыборной программе. А теперь посуди, кем был Гридин для Паши? Профессиональным коммунистом, первым секретарем обкома, ставленником застойного цековского аппарата, да еще женатым на дочери кандидата в члены Политбюро. Паша вообще отрицал способность к переоценке ценностей в позднем возрасте, а возврат Гридина они с Зыряновым называли не иначе как «коммунистическим переворотом».
— И тем не менее Гридин их терпел.
— Вот именно, что терпел. Уволь он Зырянова — народ инкриминирует «зажим свободы слова», напомнит о большевистском прошлом; запрети он выступления Павла — Павел выступит в столице. Вынужден был терпеть.
— Но Зырянова-то он убрал? И Павла в последнее время…
— Зырянов ушел сам. Он был действительно очень болен — сердце — и умер вскоре. А Павел… Павел хандрил в последнее время, и дело тут не в Гридине и не в Шпагине. Да и терпел он Павла вовсе не потому, что был жив Зырянов — эка проблема, скинуть старика! Просто он сам еще не набрал силу. А теперь самоутвердился и может делать все, что угодно: это его город.
Евгений укладкой посмотрел на часы.
— Игорь, ты сказал, что не мог бы назвать ваши отношения с Пашей дружбой. Думаю, поскромничал, да тебе виднее. А вот Полянский уверен, что был Павлу самым близким человеком.
Васин застыл, непроизвольно выгнув дугой брови, и соскочил со стола.
— Кто-о-о?! По-лян-ский?! Ну, воще!.. Это он тебе так сказал?..
Евгений кивнул.
— А я еще подумал, когда вы с ним вошли: ни фига ты себе нашел источник информации!.. Да Витюша Полянский — гондон штопаный! Ты меня извини. Если хочешь — могу при нем повторить. Бездарный, как украинский парламент! Павел просто вынужден был с ним общаться, потому что они жили по соседству.
— Он не очень любил Павла?
— Это мягко сказано. Он его ненавидел. Только с убийством ты этого не связывай, все, на что способен Полянский, — доставать, продавать, обменивать, ходить за чужой счет по кабакам и Дворцам культуры, представляясь музыкальным обозревателем и обещая рекламу в «Ведомостях» за небольшое вознаграждение. За пять баксов он может написать заметку о рождении новой звезды, а если кто-то предложит десять за то, чтобы он эту звезду обосрал, — сделает, не задумываясь. У него нет принципов — одни грамматические ошибки. Ничего общего с Павлом, повторяю, у них не было. Голову на отсечение даю!
— Он был вхож к Гридину?
— Боже упаси! Но если оказывался в театре на том же спектакле, что и Гридин, то назавтра в кафе у «нефтяников» за чашкой шарового кофе вскользь подпускал фразочку типа: «Сидим мы вчера с Константином Григорьевичем…» А там поди знай.
— А со Шпагиным у него какие отношения?
— Давние и дружеские. Шпагин — секретарь ГК ВЛКСМ по идеологии, Полянский в то время — комсорг хоро-дирижерского отделения культпросветучилиша. И, я так думаю, стукач ГБ. Наверняка следил за Павлом.
— Вот как?.. А откуда у него папка с ксерокопиями статей Павла? Он их ему что, подарил?
— Ни черта он ему не дарил! Павел отксерил несколько экземпляров, чтобы взять с собой в Париж. Пришел в понедельник утром, то есть назавтра после смерти Павла, Полянский, стал рыться в его столе — будет, мол, обыск, мало ли какой компромат. Он, с понтом, спаситель репутации Козлова. Друга тут из себя изображал. На поминках нажрался на халяву в зюзю — роднее всех родных. И папочку эту притащил, матери сует — вот вам, мол, на память о сыне, какой он был талантливый… Вспомню — блевать тянет, ей- бо!.. А может, рассчитывал в папке что-нибудь из неопубликованного найти, пройдет время — выдаст за свое.
— Ты говорил, ГБ обыск проводила?
— Ну, это как раз нормально, три ведомства по распоряжению Гридина город шерстят. Представляешь, как он перебздел: накануне выборов популярного журналиста убили!
— А что это за история с Союзом журналистов? Павел сказал Полянскому, что едет на конгресс от Союза, а Алевтина Васильевна мне говорила, поездка была частной?
— Очень просто. Приморское отделение Союза, прознав о поездке Павла, само к нему приползло и предложило аккредитацию. Денег-то у Союза — с гулькин нос, а тут получается, что есть возможность на шару послать своего представителя на конгресс, а потом трендеть по всем углам, дескать, мы выходим на европейский уровень. Материал из первых рук — и все бесплатно. Вернее, за Пашкин счет… А Полянскому…
