тропам, переправляются с ними через кишащие крокодилами реки, пробираются по зыбким топям болот.
Раз как-то Билл написал, что встретил ребят с приисков и они устроили нечто вроде вечера воспоминаний о родине. А Стив написал Дафне, что видел Билла. Дафна была в восторге, когда от Билла ей тоже пришло письмо, в котором он описывал свою встречу со Стивом, рассказывал, какой у Стива бравый вид и каким авторитетом он пользуется в своей части.
Это письмо Дафна прочла вслух Салли и Динни.
«Я всегда считал, что Стив — парень, каких мало, — писал Билл. — Таким он и показал себя на фронте. Мы с ним много беседовали о тебе, Дафна, и о малыше. Я видел вашу фотографию, которую он носит с собой в бумажнике. Уж и гордится он вами! Говорит, что он — самый везучий человек на земле, раз ты досталась ему в жены. А я бы сказал, что и тебе повезло, моя дорогая: заполучить такого мужа, как Стив! Впрочем, тебе, верно, и самой это известно. Когда кончится эта проклятая война, вы со Стивом чудесно заживете…»
— Да, когда кончится война! — воскликнула Дафна, чувствуя, как в душу ее снова закрадывается леденящий страх. — А до тех пор я должна мучиться с утра до ночи, вечно дрожать при мысли, что Стива ранят или убьют.
— Нельзя так говорить, — резко оборвала ее Салли.
— Я знаю, — сказала Дафна упавшим голосом, стараясь взять себя в руки. — Но японцы уже в тридцати двух милях от Порт-Морсби, и у Милн-Бей шли бои. И Билл и Стив — оба, вероятно, принимали в них участие. Как же я могу не тревожиться!
— Я понимаю, родная, — сказала Салли. — Но старайся чем-нибудь заняться и гони эти мысли прочь. Мы должны твердо верить, что Стив и Билл вернутся домой целыми и невредимыми. Это поможет не только нам, но и им.
Все места себе не находили в эти дни. Батальон австралийского ополчения — шестьсот человек, — который первым пробрался через темные сырые джунгли, а затем переправился через бурные потоки и штурмовал высоту Оуэн-Стенли, был отброшен японцами. Эти австралийские юноши целый месяц удерживали Какоду — небольшое туземное селение у стратегически важного Прохода в горах, — удерживали его против трех тысяч японцев. Во время отчаянных схваток Какода трижды переходила из рук в руки. Но, когда японцы получили подкрепление, австралийский батальон, потерявший половину своего состава, вынужден был покинуть этот рубеж и отступить к Порт-Морсби. Положение создалось отчаянное, и в Австралии все об этом знали. Японцы хлынули лавиной через горный хребет и, спустившись по южному склону, угрожали гарнизону порта, который считался одним из главных опорных пунктов обороны Австралии.
Салли ни на секунду не могла отрешиться от мысли о Новой Гвинее. Каждое утро она набрасывалась на скудные вести, просачивавшиеся в газеты, и потом целый день мучилась тревогой и страхом; всеми силами гнала она их прочь, но они крепко угнездились в ее сознании и каждую минуту грозили взять над ней верх. Все ее мысли были заняты Биллом и войной, бушевавшей где-то там, на северо-востоке, на прекрасных тропических островах далеко за горизонтом, и она никак не ждала, что беда может подкрасться к ней с другой стороны.
Салли считала, что Дэн и его семья живут в покое и благополучии. Не было никаких оснований тревожиться за них. Дэн был уже слишком стар, чтобы идти в действующую армию, к тому же скотоводам не разрешалось покидать свое хозяйство. Они должны были поставлять продукты, как можно больше продуктов. А единственный сын Дэна был еще ребенок, и война не могла его коснуться.
Телеграмма Чарли произвела впечатление разорвавшейся бомбы.
«Приезжайте немедленно. Дэн тяжело болен. Ползучее воспаление легких».
В полном смятении Салли запихнула какие-то вещи в чемодан и в тот же день выехала вечерним поездом. Наутро она была в Перте, но экспресса на юго-запад ей пришлось ждать до вечера, и лишь на следующее утро она прибыла на станцию Ворринап, где ее встретила Марион — старшая дочка Дэна; вид у Марион был убитый, глаза заплаканные.
— Ох, бабушка, я знаю, как это ужасно для вас, — всхлипнула она. — Папа прохворал всего несколько дней и вдруг… этой ночью… его не стало.
Салли не могла вымолвить ни слова, так сразило ее это известие. Марион взяла ее под руку и повела к скамейке. Они посидели там, пока Салли собралась наконец с силами и кое-как дотащилась до повозки, в которой приехала за ней Марион. Повозка покатила по знакомой дороге, обсаженной кустами, въехала в душистые заросли, протарахтела по мостику, перекинутому через неторопливую серебристую речку… Марион рассказывала бабушке о том, как пришла к ним эта беда, но ее слова почти не проникали в сознание Салли. Она отупела от горя и понимала только, что Дэна больше нет и что эта высокая смуглая девочка, одетая, как мальчик, в бриджи для верховой езды, — его дочь.
— Я не успела переодеться, — сказала Марион. — У нас сейчас столько работы. Надо загонять коров, доить их и отправлять сливки в факторию… Что бы ни случилось, мы должны работать.
Чарли и Марион помогли Салли выйти из повозки и под руки ввели ее в дом. Салли была очень смущена своей слабостью, ей совсем не хотелось быть обузой для жены Дэна. Но этот жестокий удар судьбы отнял у нее последние силы; и она неподвижно лежала на постели в комнате, которую отвела ей Чарли, стараясь преодолеть боль, раздиравшую тело и душу.
— Ох, Дэн, Дэн, — не помня себя от горя, восклицала она. — А я-то думала, что ты в безопасности здесь! Почему ты должен был умереть? Почему все мои сыновья ушли от меня? Кому нужно было отнять у меня моих сыновей?
— Он был счастлив здесь, мама, — сказала Чарли; она плакала, сидя у ее постели. — Мы с ним хорошо ладили… Мне кажется, Дэн нигде не был так счастлив, как в Ворринапе, он очень его любил.
— Знаю, — сказала Салли устало. — Ведь я сама мечтала о том, чтобы он поселился здесь. Когда он сюда приехал и ему сразу полюбились эти места, я просто не верила такой удаче. А потом ты, Шарлотта, подарила ему свою любовь и сделала его еще более счастливым. И я радовалась, что Дэн будет тут иметь то, чего он был лишен на приисках, где жизнь такая тяжелая, особенно для юношей.
— Ну, жизнь на молочной ферме тоже нелегкая, — возразила Чарли. — В прежние времена, когда не было недостатка в работниках, а Ворринап был просто скотоводческой станцией, пожалуй, не так трудно приходилось. Но Дэна уже и тогда не покидали заботы. Он закладывал и перезакладывал ферму и жил в вечном страхе, что мы ее потеряем. Он слишком много работал. Особенно когда началась война. Двое наших работников ушли на фронт. А Дэн говорил, что раз уж он не может взять в руки винтовку, так должен хотя бы кормить солдат.
— Еще бы, — сказала Салли с горечью. — Он, верно, помнил, что говорил ему Лал в прошлую войну: «Снабжение должно идти бесперебойно. Ты в Ворринапе, малыш, можешь сослужить армии хорошую службу — не хуже, чем мы на фронте».
— Зима была ужасная, — продолжала Чарли. — Месяц за месяцем лили дожди. А Дэн во всякую погоду работал под открытым небом от зари дотемна. Даже когда простудился, и тут не захотел лечь в постель. Я видела, что он просто изнуряет себя работой, но заставить его продать хотя бы одну корову и не принимать все так близко к сердцу было невозможно. И только когда уже ему заложило всю грудь и он едва мог дышать, удалось мне уговорить его лечь в постель и послать за врачом. А врач живет от нас за шестьдесят миль. Когда он приехал, Дэн был уже без сознания и бредил. Доктор Томсон сказал, что везти его в больницу бесполезно. Тогда я послала вам телеграмму.
Вот как, значит, все это произошло, думала Салли. Три дня и три ночи Чарли не отходила от постели Дэна; две старшие девочки ухаживали за скотом и доили коров.
Даже похороны нужно было устроить так, чтобы они не помешали вовремя подоить коров. Хоронили Дэна на другой день, после полудня. Салли не хотела присутствовать на похоронах, не хотела видеть Дэна в гробу, Он должен остаться для нее живым, сохраниться в ее памяти все тем же ласковым, добросердечным мальчиком, а не суровым незнакомцем, каким он, верно, стал. Он был последним из ее сыновей, и вся ее тоска по Дику, Тому и Лалу вылилась в этой неутолимой скорби, с какою она оплакивала Дэна.
Но прошло еще несколько дней, и Салли почувствовала, что не может сидеть сложа руки и предаваться скорби, когда у жены и детей Дэна забот и хлопот по горло. Повседневная работа на ферме должна была идти своим чередом, за коровами и свиньями требовался неустанный уход. Салли старалась
