помочь, чем могла, но вскоре убедилась, что от нее очень мало пользы; она как-то странно отупела и не могла ни на чем сосредоточиться.
— Все должно идти по-старому, — с упорством отчаяния твердила Чарли. — Нужно заботиться о детях и поддерживать порядок на ферме. Я уверена, что мы как-нибудь справимся. Марион уже давно стала правой рукой Дэна, ну и я, конечно, тоже кое-что смыслю в хозяйстве.
Салли могла только дивиться тому, как семья Дэн» управляется без него. Скоро жизнь на ферме вошла в привычную колею. Ранним утром и в сумерках коровы гуськом тянулись к доильным навесам. Жужжал сепаратор. Телята мычали в загоне рядом с амбаром. Свиньи были вовремя накормлены, яйца собраны. Марион все дни проводила на ферме — загоняла коров, чинила доильные машины, отвозила масло в факторию. А Чарли доила коров, следила за работой сепаратора, чистила, мыла, сушила, старалась содержать аппараты в чистоте. У каждого из детей были свои обязанности. Гвенда стряпала и выполняла работу по дому. Сузи, Юнэ и Пэгги были еще совсем маленькие девочки; они ездили в школу верхом на неоседланной старой белой кобыле — в те дни, когда ее не запрягали пахать или возить сено. Однако и они помогали доить коров, кормили телят и птицу. Даже пятилетний Джон носил из сарая дрова и ходил за матерью по пятам, стараясь показать, что помогает ей во всех делах.
Салли чувствовала, что ей пора возвращаться на прииски. Она подметала пол и стряпала, помогала Гвенде стирать, гладить и чинить детское белье, и все же польза от нее была невелика. Она видела, что только причиняет лишнее беспокойство семье Дэна.
Салли прощалась с этим домом, где протекло ее детство, и слезы застилали ей глаза, словно она знала, что видит его в последний раз.
Ворринап! Дом из белого камня, фруктовый сад в пене яблоневого цвета, ослепительно зеленые выгоны, а за ними — сверкающая на солнце речка и темная, красновато-коричневая полоса лесов на горизонте! Никогда еще эта картина не казалась ей столь прекрасной. Ее отец, один из первых новоселов Юго-Запада, своим топором вырубил здесь когда-то девственную чащу. А Дэн! Как любил он эту усадьбу, как ухаживал за ней, как гордился приростом стада, расширением пастбищ, различными усовершенствованиями, которые он вводил в своем молочном хозяйстве или фруктовом саду! Трудно было поверить, что он перестал уже быть неотъемлемой частью Ворринапа. Сияло солнце, щебетали птицы, яблони цвели, и работа на ферме шла заведенным порядком, так, словно Дэн по-прежнему был здесь и наблюдал за всем, гордясь делом своих рук, радуясь успехам.
Что же будет дальше с Ворринапом? — думала Салли. Впрочем, она не сомневалась, что Чарли, еще до замужества не хуже Дэна знавшая толк в молочном хозяйстве, сумеет управлять фермой так же или почти так же хорошо, как он. Притом Чарли обмолвилась как-то, что Марион собирается выйти замуж за их соседа — этот парень сейчас на фронте, на Новой Гвинее. Чарли думала, что, возможно, когда кончится война, Марион со своим мужем возьмут на себя заботы о Ворринапе.
Динни приехал на несколько дней, чтобы помочь Чарли покрыть некоторые неотложные платежи, и Салли решила вернуться домой вместе с ним.
— Ну, теперь мы выкрутимся, Динни, — сказала Чарли, поблагодарив его с присущей ей рассудительной сдержанностью. — Хотя первое время нам, конечно, туго придется без Дэна.
Салли нелегко было проститься с Чарли и со своими внучатами — с Марион, Гвендой, Сузи, Юнэ, Пэгги и маленьким Джоном, у которого были такие же рыжеватые вихры и карие, с золотистыми пятнышками глаза, как у Дэна, когда тот был крошкой. «Я всегда, всегда буду их любить», — говорила себе Салли, глядя на жену Дэна и его детей. Чарли — превосходная женщина, а ребята похожи на полевые цветы; какие у них милые, застенчивые и лукавые мордашки! И Салли думала о том, что какая-то частица Дэна и какая-то частица ее самой будет жить в этих детях.
И вместе с тем она чувствовала, что ей уже нечего больше делать в этом плодородном краю зеленых пастбищ и фруктовых садов. Ее место было там, где среди сухой, безводной равнины раскинулись золотые прииски. Всем своим существом она срослась с их жизнью, их интересы были ее интересами.
Смерть Дэна на какой-то недолгий срок стерла все в ее памяти — и прииски и войну. А теперь она снова была полна мучительного беспокойства за своего любимого внука.
Динни сказал, что писем не приходило. Но газеты на все лады расписывали битву при Милн-Бей, которая принесла японцам первое поражение на суше.
Глава XXXIV
Прошел месяц, как Салли вернулась в Калгурли, — а от Билла по-прежнему не было писем. Салли сходила с ума от тревоги. Она старалась, чем могла, заполнить свои дни: скребла и натирала полы, хотя в том не было никакой нужды, чистила птичник, копала грядки, ссорилась с Динни и еще усерднее работала в Комитете по оказанию помощи фронту.
Дафна тоже не получала вестей от Стива. Единственным утешением для Салли было теперь потолковать с Дафной. Они снова и снова перебирали все возможные причины, какие могли помешать доставке писем. Стараясь подбодрить Дафну, Салли невольно приободрялась и сама, и у нее становилось легче на душе. Обе упорно цеплялись за единственную оставшуюся надежду: письма могли затеряться в пути. Тысячи непредвиденных случайностей могли привести к задержке и пропаже писем.
Дафна находила утешение в том, что продолжала все так же печь лепешки и посылать их Стиву. Часто ей помогала Салли; они складывали их в жестяные коробки, обшивали коробки белым коленкором и с горячей мольбой в сердце относили на почту. У них только и разговору было, что о табаке и сигаретах, которые они прилежно собирали и складывали в жестянки, чтобы отправить на фронт вместе с кубиками мясного бульона, изюмом, пакетиками соли и прочими скромными добавлениями к армейскому пайку. Глупо придавать такое значение всем этим пустякам, думала Салли; но ведь ни она, ни Дафна ничего больше не могли сделать для своих близких, а эти хлопоты и заботы как-то поддерживали их дух, в особенности теперь, когда они уже не могли больше обманывать себя и глаза их выдавали невысказанный страх.
А потом пришло сразу шесть писем — все с одной почтой. Три письма для Дафны и три — для Салли. Динни смеялся от удовольствия, глядя, как они читают и перечитывают эти драгоценные листки, наспех, неразборчиво исписанные карандашом, и взволнованно обсуждают каждое слово.
— Ну, чего вы шепчетесь, как парочка влюбленных, — говорил он, радуясь, что миссис Салли сразу оживилась и расцвела. Но его пугало то, что после смерти Дэна все помыслы Салли всецело сосредоточились на Билле. Всю свою любовь она отдала теперь ему и на него возложила все свои надежды.
Задержка писем объяснялась, как видно, «условиями военного положения, требующими строжайшего соблюдения тайны».
В Коралловом море произошло сражение, в котором эскадра США разбила неприятельские корабли, намеревавшиеся высадиться на Новой Гвинее и захватить остров. Однако после поражения при Милн-Бей японцы уже успели продвинуться к югу через хребет Оуэн-Стенли и угрожали Порт-Морсби. Сейчас американские самолеты бомбили японские базы снабжения, а австралийские войска теснили противника обратно за перевал. Те, кто сражался в Северной Африке, Греции и Сирии, шагали теперь по дорогам в окрестностях Какоды, а десанты «командос», владевшие тактикой партизанской войны, помогали гнать японцев.
Читая в газетах сообщения об отчаянных схватках с противником, Салли и Дафна всякий раз мысленно видели Стива и Билла в гуще сражения: спрятанный в темных сырых зарослях пулемет открывает по ним огонь, пули японских снайперов, укрывшихся на верхушках высоких деревьев, свистят над головой. Но Салли твердо решила не поддаваться больше этим страхам, постоянно терзавшим ее, когда она долго не получала писем.
Она говорила Дафне:
— Мы должны верить, что Билл и Стив вернутся домой, и не тревожиться понапрасну.
Все были настроены бодро, невзирая на то, что списки убитых, раненых и пропавших без вести каждый день печатались в газетах, невзирая на сообщения, что люди гибнут от малярии, дизентерии, тропического рака или гнойных язв, появляющихся от укусов ядовитых насекомых, или от царапин,
