уже ничего бы не болело…» Во рту пересохло, как в пустыне Сахара. Тут склон внезапно изменил наклон градусов до сорока пяти, и тут же послышался голос деда:
– Ну, теперь легче будет. Давайте передохнем.
Все с облегчением расселись по «ступенькам», на которых стояли, и моментально покрылись гусиной кожей. Ветер пронизывал насквозь и колол обнаженную кожу рук мелкими ледяными снежинками.
– Надо двигаться дальше, – осторожно предложил я.
– Дай сил набраться, – не очень вежливо откликнулся Чегай.
– Там, выше, будет вода…
Этому не поверил никто.
– Откуда там, на высоте? – усмехнулся дед.
Я раскрыл ладонь, дал попасть на нее нескольким снежинкам и показал Закидону капли влаги.
– То, что на вершине все белое… Так это вода.
– Ну да? – дед поднялся, встал на выпирающий выше других камень, и даже вытянулся на цыпочках, пытаясь заглянуть повыше. Внезапно камень из-под его ног вывернулся, дед со всего размаха ударился головой о скалы и покатился вниз.
Никто из нас даже охнуть не успел. Мы молча смотрели на то место, где только что стоял живой человек, и не могли поверить своим глазам.
– Но… Но ведь это несправедливо… – с некоторым удивлением сказал Чегай.
– А-а-а-а! – заорала на долгой бесконечной ноте Ирена, вскинув ко рту скрюченные пальцы…
Это было страшно, страшно глупостью и непоправимостью. Жизнь, экзамены и переэкзаменовки, шашки и шахматы, компьютерные игрушки как-то приучили меня к тому, что в жизни всегда можно поправиться, переходить, устранить ошибку. Начать новую партию, в конце концов. А тут вдруг… Ну, встал человек на неустойчивый камень? Такой пустяк – и все. Навсегда.
– Что же делать теперь? – так же недоуменно спросил Чегай.
– Мы уже ничего не можем сделать, – услышал я свой голос, – поэтому поднимайтесь. Давайте, ребята, встали и пошли.
Ирена меня не услышала. Пришлось взять ее за плечи, развернуть и толкнуть в гору. Только после этого она сорвалась с крика на слезы… Но у нас не оставалось времени даже на утешения, на простое человеческое сочувствие. День клонился к закату, а места для привала еще и в помине не было. Нужно торопиться.
Если вы думаете, что подниматься по склону в сорок пять градусов легче, чем при семидесяти, то вы глубоко ошибаетесь. Раньше мы как бы поднимались по гигантской стремянке, а теперь пришлось ползти на четвереньках. Склон был слишком крутой, чтобы выпрямиться, но и слишком пологий, чтобы прижать брюхо к скале. Все время подмывало встать на колени, но голыми коленками особо по камням не поползаешь.
Хуже всех доставалось Чегаю: он был единственным среди нас со скаткой, и сверток постоянно бил его по затылку. Он морщился, но ругаться не мог – дыхания не хватало. И именно Чегай первым выпрямился. Склон плавно и незаметно стал довольно пологим, и к этому моменту в выемках между камнями стал появляться первый снег. Сперва мелкие белые пятна, потом проплешины, потом небольшие сугробики, которые, словно руки, тянули друг к другу струи поземки.
Я черпанул снег из одного сугробика, кинул в рот.
– Что. Ты. Де. Ла. Ешь, – задыхаясь, спросил Чегай.
– Попробуй, – коротко посоветовал я.
Он немного поколебался, потом последовал моему примеру… округлил глаза, попробовал еще… почмокал губами… и расплылся в удивленной улыбке:
– Вода?! Вода! – мальчишка моментально наполнил рот снегом. Ирена, глядя на нас, тоже зачерпнула незнакомое белое вещество.
– Правда вода…
– Осторожней, горло застудите, – предупредил я, видя, что они набиваются, как плюшевый мишка опилками.
– Здорово, – заявил Чегай, усаживаясь между двух сугробов, – вот бы еще и еда тут была.
– Чего рассаживаешься, дальше пошли.
– Подожди, Лунный Дракон, дай отдохнуть. Тут хоть вода есть. Давай привал сделаем.
– Какой привал?! – ужаснулся я, глядя, как Ирена устало валится между камней. – Дальше пошли!
– Давай отдохнем. Ноги не держат, – уже закрыв глаза, вздохнула девушка, – выспимся и пойдем.
– Выспимся?! – перед глазами четко обрисовалась картина: утреннее солнце освещает три мороженные тушки. – Вы с ума сошли! Замерзнете!
– Ну, померзнем немного, – зевнул Чегай. – Зато отдохнем.
Ничего удивительного. В своей наполненной солнцем долине они не представляли себе ничего страшнее мурашек на коже от ночного свежего ветерка и утреннего тумана. Я, конечно, мог порассказать, как находят окоченевшие трупы тех, кто решил при нуле градусов отдохнуть на скамеечке или прикорнул минутку на рыбалке, но к тому времени, когда они начнут верить и понимать, по их жилам уже потечет холод. Тем паче, что морозец был минимум минус пять.
– Чегай, поднимайся, – твердо сказал я, – мы идем дальше.
