– Перестань, Лунный Дракон. Ночь…
Договорить ему я не дал. Сгреб за грудки, хорошенько встряхнул и холодно поинтересовался:
– Ты хочешь проверить, какие у меня зубы? Я давно не пробовал человечьей крови. А ну пошел вперед! – Ирена изумленно приоткрыла глаза. Не дожидаясь ее высказываний, я взял девушку за шиворот и рывком поставил на ноги. – Вперед пошли.
– Но, Лунный Дракон… – начал было Чегай, я влепил ему пинка и заорал:
– Пошел вперед!
Не знаю, что думали они обо мне в этот момент, но главное – они зашагали.
На небе уже зажигались звезды – ночь вступала в свои права. Навстречу дул легкий ветерок, вытягивая из тела тепло, запорошивая глаза колючими снежинками. За спиной выбралась из-за гор после дневного отдыха Луна и выстелила вдоль склона сверкающую дорожку. Снег полностью укрыл камни, хрустел под ногами, струился ручейками по насту.
– Руки мерзнут… – пожаловалась Ирена.
– Ты маши ими, – я закрутил руками, словно мельница крыльями, – разгоняй кровь.
– Может, отдохнем?
– Нет! – отрезал я.
Постепенно становилось морознее. Небо расцветилось кострами небесных охотников, Луна висела над самой головой – в ответ сверкающим в высоте огням празднично и разноцветно искрился снег. А по телу разливалась боль усталости.
– Больше не могу, – свалился Чегай.
– Можешь.
– Нет.
– Можешь! – я поднял его на ноги. Он снова свалился. Тогда я вывернул ему руку, дернул, чтобы побольнее было, несколько раз врезал по шее и снова поставил на ноги. – Можешь!
Следующей свалилась Ирена. Ее я просто отхлестал по щекам и погнал вперед. Чегай пытался что-то сказать, но я без колебаний врезал ему в ухо.
– Ты выродок, Лунный Дракон, – достаточно внятно прошептала девушка, – ненавижу.
Той ругани, которую я выслушал за этот переход любому извращенцу хватило бы на десять жизней, но каждый раз, когда кто-то из ребят спотыкался, я давал ему пинка, бил по ребрам, хлестал по щекам. У Ирены постоянно катились слезы, у Чегая с уголка губ сочилась тонкая струйка крови, но я насадил себе на сердце скобу, и гнал их вперед и вперед, до тех пор, пока в развилке между гор не сверкнул краешек утреннего солнца.
Когда светило выбралось целиком, и лучи его стали ощутимо согревать, я наконец остановил гонку.
– Чегай, разматывай свой сверток, посмотрим, что там есть, – а сам взялся за ольхон и принялся вырезать в снегу углубление в рост человека. Наст оказался довольно плотным и глубоким, и легко резался крупными кусками.
В скатке оказалась чистая рапсодия и несколько маленьких свертков. Рапсодией я застелил выемку, снежными кирпичами обложил ее вокруг, попробовал лечь внутри.
Получилось неплохо: ветер не задувал, а солнечные лучи ласкали нежным теплом.
– Ну, что смотрите? – кивнул я ребятам. – Ложитесь. Ирена посредине, мы по краям.
Дважды повторять приглашение не пришлось. В безветрии и тепле мы уснули, как только тела коснулись ткани.
Мне приснился совершенно чудесный сон: будто я встал с кровати в теплой городской квартире, посмотрел в окно на заваленную снегом улицу; потом зашел в ванную, просто открыл кран и полилась горячая вода. Я принял душ, вытерся махровым полотенцем, накинул мамин халат, причесался перед зеркалом. На кухне просто щелкнул пьезозажигалкой и на плите загорелся огонь. Я поставил чайник, сварил кофе. А потом долго пил его, приторно сладкий, глядя как за окном злой холодный ветер раскидывает сугробы. Все было так легко и просто, как бывает только во сне, и я ничуть не удивился, когда заползший под рапсодию холод заставил меня открыть глаза.
Солнце успело перевалить зенит, и снежная стенка, которая защищала нас от ветра, теперь отбрасывала тень прямо мне на голову. В тени было довольно холодно. Я сел, потянулся и поразился своим рукам – они стали красными, как знамя революции. Сгорел на солнце. Ох и зачешусь же я скоро!
– Эй, гвардия, подъем!
Ребята зашевелились, стали подниматься. Они не разговаривали и старались не смотреть в мою сторону. Похоже, действительно возненавидели. Разве могут понять их избитые тела, что я спасал им жизнь? Не объяснить… Или был другой способ заставить идти? Не знаю. Не было времени думать.
– Чегай, сматывай тряпки. Пора топать дальше. – Я посмотрел вперед. Метрах в трехстах из сверкающего наста торчал седой от снега утес в два моих роста. – Поднимемся на него, осмотримся. Надеюсь, мы не заблудились.
Ребята промолчали. Молчание было тяжелым и мрачным, почти душным, а потому я не стал дожидаться Чегая и пошел к утесу. Подняться на него получилось делом нетрудным, а панорама захватывала дух: ребристый от сверкающих вершин горизонт, второй ребристый край ниже горизонта, и от него до меня, уходя куда-то под ноги, лежало зеркало озера. Правее сверкала на солнце изумрудная листва густого леса, которая переходила в темную зелень холмов. На некоторых холмах стояли мачты, украшенные флагами.
Рядом опустился на колени Чегай и молча заплакал, прижимая ладони к губам, охнула Ирена. Только тут до меня дошло, что это никакие не холмы…
