гибелью. Но на моей памяти ты первый, кто сам кинулся на силу, многократно большую твоей, без особой надежды на успех, да еще и после целого дня гребли. И не просто погнался, ты их еще и настиг, и одолел! После сего я понял, что подобный воин в муромской дружине надобен обязательно! За ту мысль перед Святогором и заступался.
— Поклон тебе за слова такие, — приложив руку к груди, Ротгкхон и в самом деле низко поклонился. — И неужели после них ты откажешься распить со мной бочонок хмельного меда за веселой беседой?
Боярин колебался всего несколько мгновений, после чего решительно мотнул головой:
— Не откажусь!
Тянуть они не стали — день и так клонился к закату. Хмельного меда Лесослав купил по дороге — купец сам же его и довез, чтобы получить свою законную кунью шкурку. У ворот Ротгкхон постучал кулаком по створкам:
— Зимава, открывай! Муж с гостями вернулся!
Почти сразу грохнула щеколда, но вместо жены выскочили Чаруша и Плена в новеньких сарафанчиках, повисли у него на шее:
— Дядя Лесослав вернулся, дядя Лесослав!
— Экие у тебя невесты подрастают! — улыбнулся боярин.
— Скоро муромским парням жару зададут! — согласился Ротгкхон.
— Ваших парней кормят жаром? — не поняла Плена.
Мужчины расхохотались. Чаруша схватила старшую сестру за руку и уволокла во двор, недовольно шепча:
— Что ты говоришь, дурочка?! Они же не лошади, чтобы им корм задавали!
— А дядя Лесослав сказал «зададут», — не понимала девочка.
Мужчины вошли следом. Зимава как раз шагала навстречу, тоже вся в новых одеждах — и в кокошнике, и в жилетке, и в юбках. Ротгкхон подхватил ее, закружил, крепко расцеловал:
— Милая, моя, желанная, как же я по тебе соскучился! Сердце все время было не на месте. Как ты? Все ли в порядке? Как себя чувствуешь? Хотя вижу: похорошела. Ой, прости. Это друг мой, боярин Валуй. Хотим меда немного после службы испить… — Он отпустил супругу на землю. — Есть у нас что-нибудь дома перекусить?
Зимава, несколько растерявшаяся от такого отношения, замялась, но быстро спохватилась:
— Или борщ, но горячий, или холодные моченые яблоки и сало с хлебом.
— М-м? — оглянулся на гостя Лесослав.
— День был долгий, — покачал тот головой. — Лучше борщ, пусть это и неправильно.
Хорошенько подкрепившись, и запив горячий ароматный суп не менее ароматным, но холодным и сладковатым медом, мужчины расслабились, сняли пояса с оружием и сумками. Зимава, забрав опустевшие миски, поставила на стол блюдо с мочеными яблоками и ушла к плите жарить оладьи. В здешней кухне это было довольно далеко от стола, и Ротгкхон воспользовался случаем:
— Скажи, боярин, а отчего мы князя никогда не видим? Святогор принимает, Святогор награждает, Святогор дозоры рассылает и за службу благодарит.
— Не-не-не, — помахал из стороны в сторону пальцем Валуй, — ты о князюшке нашем Вышемире дурного не подумай. Умен он и благоразумен, хозяйственный зело, политику осторожную с иными городами и князьями ведет, в Русе известен. Он ведь старший. Как в возраст стал входить, отец его в дела государственные вводить начал, с собой в отъездах важных брал, хозяйство научил рукой крепкой держать. Опосля заместо себя не раз оставлял, когда в походы ратные уходил. Всеграда дружина чтила, уважала. Любила. Святогор же разум и силу позднее набрал. Коли старший брат крепкою рукой дела муромские решать умел, ему в хоромах делать было нечего. Вот он дни свои в дружине и проводил. В дозоры ходил, в осады, булгар и торков гонял. А как отец в поход отправлялся, так и младший сын при нем. Ан и под своей рукой тоже поперва дозоры-разъезды водить начал, а опосля ему и руки[6] доверили. И успешно сие выходило. За то ему от служивого люда и любовь.
— Понятно, — кивнул Ротгкхон, подливая гостю еще меда. — Пока отец был жив, то все крепко на сыновьях держалось. И хозяйство, и дружина в надежных руках находились. Но теперь-то… Как князь может собственной армией через чужие руки руководить?
— Вышемир пытался, — признал боярин. — Но токмо когда он дружину к Чернигову вел, неуверенность была среди ратников. Ибо в этом деле, сам понимаешь, навык нужен. Коли воевода ошибется, за то животами воины платят. Хорошо, Святогор с братом был. Как дело до сечи дошло, сам повел, сам команды отдавал. Вышемир же на поле бранное и не рвался. С тех пор и повелось, что старший брат дел сих более не касается. Да и к чему это? Братья ведь они! Любят друг друга и уважают. Святогор против князя дружину не поднимет и садиться на муромский стол бесчинно не станет.
— Да, — согласился Лесослав. — Младший княжич человек чести. Настоящий воин! Давай выпьем за его здоровье! Долгие ему лета!
Его собеседник даже не подозревал, какой важной информацией ухитрился поделиться с вербовщиком. Ведь боярин не говорил, что дружина не поднимется против князя — он сказал, что ее не станет поднимать Святогор. Выходит, сами служивые вроде как и не против. Сказал и о том, что князь об этом прекрасно знает — ибо пытался командование перехватить, но не смог. Что до братской любви, то она, несомненно, была. Раз уж князь оставался князем — конечно, была. Вот только насколько ее хватит, когда на другой чаше весов находится княжеский трон?
Интересно, сколько есть времени у Ротгкхона, чтобы использовать столь удачную на редкость ситуацию?
— В Муроме большая дружина? — спросил он.
— Тысячу ратников в любой час выставить может! — заверил его боярин Валуй. — Ныне же и больше окажется, ибо есть замысел великий. Коли свершится, то княжичу доведется о многом зело помыслить. Ох, о многом…
— Замысел? — насторожился Ротгкхон.
— А ты мыслил, просто так княжич в дружину воина судовой рати берет?
— Чего там думать, коли за время моего дозора ладей под стенами вместо пяти штук уже три десятка появилось? Муром явно поход большой готовит.
— Тс-с! — моментально обеспокоился боярин. — Никому!
— Понятно, что никому, — подлил еще меда вербовщик. — А как гридней у княжича стать? Кого он выбирает?
— То не рать, Лесослав, в гридни по прибору не набирают, — с готовностью отпил половину кружки гость. — Кто на сердце Святогору ляжет, того он и приближает. Вижу, вижу я, куда ты нацелился! Я за тебя словечко замолвлю, это не сомневайся. Но токмо и самому себя проявить надобно, дабы на что указать нашлось.
— Проявлю, не беспокойся, — кивнул Ротгкхон. — Коли большой поход намечен, то постараюсь.
— И тут подсоблю, — пообещал боярин Валуй. — Где рисковее всего будет, туда тебя и направлю. Коли головы не сложишь — со славою вернешься обязательно!
Он допил и грохнул кружкой по столу с такой силой, что Зимава прибежала от плиты.
— Тише вы, дети уже спят!
— За славу! — до краев наполнил кружки Ротгкхон.
— За славу! — гордо вскинул пенный напиток гость и стремительно его осушил. Чуток подумал и уронил голову на локоть.
— Надо скамейки сдвинуть и к стене переставить, — сделала вывод девушка. — Кошму свою принеси, а то они жесткие. А под голову плащ походный скрути.
Вербовщик спорить не стал, быстро организовал своему ратному товарищу постель, уложил, подоткнул кошму, чтобы не скатился на пол.
— А ты, стало быть, еще и не хмелеешь? — тихо отметила Зимава.
— Почему? Хмелею, — пожал плечами Ротгкхон. — Поэтому стараюсь пить поменьше.
— Никогда не напиваешься? — перекинула на плечо рушник женщина.
— А должен?
— Ты совсем другое должен! — сквозь зубы ответила она. — На людях я, стало быть, и милая, и
