желанная, и похорошела. А как в постель — так от бревна не отличаешь! Гнусь ты болотная, а не человек!
Она рывком сдернула полотенце, швырнула ему в лицо и пошла к лестнице. У Ротгкхона даже появилось желание плюнуть на все и остаться внизу. Но, увы, здесь единственное спальное место было уже занято. Его дом еще не был такой «полной чашей», чтобы уложить сразу несколько человек. Пришлось подниматься к жене.
Раздевшись, он попытался все же хоть как-то ее успокоить, наладить отношения. Тронул за плечо, негромко сказал:
— Ты не думай, я тебя очень уважаю. Ты красивая, по тебе любой мужчина с ума сойдет, едва увидит.
— Лучше заткнись, — попросила из-под одеяла Зимава.
Спалось ей плохо, и поднялась девушка еще до рассвета. При большом деревенском хозяйстве сейчас нужно было бы топить печь, запаривать корм свиньям и курам, доить корову, выгонять скотину в стадо на пастбище, собирать яйца… Но город был местом всеобщего безделья — делать тут ничего не требовалось. Даже завтрак, и тот она приготовила еще ввечеру.
Подумав, Зимава наскоро собрала небольшое угощение — несколько оладий, кусок сала, шмат хлеба, горшочек тушеного мяса, несколько вяленых рыб и ломтей вяленого мяса, сложила все в корзинку и, закинув на голову платок, вышла из дома.
Время девушка подгадала верно: к тому часу, пока она добралась до ворот, их как раз открыли. Зимава спустилась на восточный берег, по ухоженной дорожке, обсаженной цветами и усыпанной песком, добралась до священной рощи, одной из первых вошла в святилище, прошла мимо идолов, вознося каждому из них небольшую благодарность и оставляя подарок:
— Спасибо тебе, мать Триглава, что живем в сытости, а земля родит. Спасибо тебе, Макошь, что не испытываем нужды. Спасибо тебе, Похвист, что не тревожишь бурями и непогодой. Спасибо тебе, Хорс, за солнечное тепло…
Наконец, она оказалась возле богини Лады, поставила к ее ногам приготовленный горшочек, опустилась на колени, все еще не зная, что сказать.
Наверное, Ладу следовало благодарить за семью — но семья у Зимавы получилась такая, что язык хвалиться не поворачивался. Наверное, следовало чего-то просить — но, как ни странно, у Зимавы внезапно появилось все, о чем она мечтала много лет. Кроме одного… Но просить богиню, покровительницу семейного очага, о любовнике — это кощунство.
И уйти, так ничего не сказав и не получив, она тоже не хотела.
— Услышь меня, богиня, — прошептала она. — Помоги. Умоляю, помоги!
— У тебя стряслась какая-то беда, милая женщина? — склонилась к ней девушка в венке из ромашек, в длинной белой рубашке, опоясанная двуцветным, красным с белым, пояском. — Ты стоишь здесь так долго, не шевелясь. Ты стоишь у богини Лады. Что ты от нее просишь?
— Любви, — только и выдохнула Зимава.
— За любовью девичьей к Полелю идут, — улыбнулась ей жрица и понизила голос: — Или к знахарке. Они женские просьбы куда лучше слышат. Так могут парней присушить — сами к кусту ракитовому тащат!
— Мне не нужна девичья, — ответила Зимава. — Хочу любви мужьей.
— Загулял? — посочувствовала девушка. — Разлучница увела? Это беда знакомая. Знахарка есть опытная, здесь рядом совсем. Передашь…
— Нет, не загулял, — глядя жрице в глаза, перебила ее Зимава. — Ни на кого не смотрит, никуда не ушел. Никакие другие бабы ему не нужны. Только обо мне со всеми и говорит, только меня хвалит, все в дом несет, ни в чем мне не перечит…
— Тогда чего же тебе тогда еще надо-то, дуреха, коли все в семье ладно? — забыла девушка об участливом тоне.
— Любви.
Жрица заколебалась, переспросила:
— Сама сказываешь, никто, кроме тебя, ему не нужен, на других не смотрит, все в дом несет…
— Все есть, любви нет, — остановила ее Зимава. — Любви хочу. Не лихого удальца, доброго молодца, а мужа своего любви. Не приворотной любви — настоящей! Лада ведь знает, она должна знать! Она семьям счастливым прародительница, она любовь для мира нашего родила. Неужели она меня не поймет? Неужели не поможет?
— Настоящей? Мужьей? В семье крепкой и неразлучной? — все еще неуверенно переспросила жрица.
— Да. — Зимава наконец-то поняла, чего желает на самом деле. Она хотела, чтобы, обнимая, кружа, целуя, напевая при всех о милой, желанной и любимой — чтобы в эти мгновения Лесослав говорил правду!
— Подожди… — Девушка куда-то убежала и вскоре вернулась с женщиной в летах, одетой точно так же и тоже с венком на голове.
— Ты хочешь любви для своей семьи, крепкой и единой, милое дитя? — переспросила вторая жрица.
— Да…
— Такому желанию Лада не станет отказывать, — кивнула жрица. — Приходи завтра чистая, в чистых одеждах и с чистыми помыслами. Богиня ответит на твою молитву.
Зимава поднялась с колен, поклонилась жрицам и бегом выскочила из святилища. Она на самом деле не была уверена, что знахарки и вправду поняли, о чем именно она просила богиню? Но ее услышали — и это внушало девушке надежду. Ведь теперь Лада точно услышит ее мольбу! А Лада — поймет. Она не может не понять.
Когда девушка вернулась на двор, Лесослав колол дрова. Обнаженный по пояс, покрытый жемчужными каплями пота, играющий крупными мышцами под белой, бархатистой кожей, он закидывал топор высоко за голову, с резким выдохом опускал на колоды — и те тут же разлетались на куски с жалобным похрустыванием.
Колоды, разумеется, были сосновые — березовые дрова так просто на поленья не разбить.
Лешему помогали сестры. Чаруша собирала поленья и относила в избу, Плена лишь смотрела на работу круглыми восхищенными глазами. Заняться полезным делом ее умишка, увы, не хватало.
— Давай, милая, — улыбнувшись, попросила ее Зимава. — Собери эти палочки и отнеси на кухню, к плите.
— Ага! — радостно кивнула Плена и кинулась исполнять порученное дело.
— Забавная штука, — выдохнув, бросил колун на груду уцелевших колод Лесослав. — Здешняя древесина как специально для расщепления растет, с продольными волокнами. Коли не говорить, зачем это нужно, можно даже первенство империи организовать. Наверняка свое общество фанатов быстро организуется, муляжи из пластика заводы штамповать начнут…
— Что штамповать? — не поняла Зимава.
— А, забудь, — отмахнулся Лесослав. — Просто понравилось мне это развлечение. Ты где была утром? Мы тут спросонок с боярином ничего найти не смогли. Пришлось мочеными яблоками завтракать.
— Рано поднялись, — снисходительно хмыкнула Зимава. — Я думала, после бочонка меда до вечера проваляетесь.
— Мы бы и провалялись, — не стал спорить Лесослав. — Да токмо на службу боярину с утра, да и бочонок всего на треть вчера опустошили. Пришлось на заре подниматься.
— Ну, о том надобно было ввечеру упреждать, — пожала плечами девушка. — Я бы гостя и угостила, и собрала. Откель мне знать…
— Да, кстати, — спохватился Ротгкхон. — Ты ведь знаешь, что такое «пироги»? Ты не могла бы их испечь? Очень хочется попробовать!
— Могу, мама учила, — кивнула Зимава. — Я и забыла, что все вы, нежить лесная, до еды человечьей сами не свои.